Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Квест дня...

попытаться разобрать с видеозаписей текст "Неудачника" и хотя бы половину текста "Нас ищет инквизиция".

Авторы выкладывать текст "Инквизиции" в сеть не хотят, потому что "Интернет разбаловал девочек-фанаток" и те, мол, не надорвутся с записей сами разобрать. ОК, мне не жалко ни времени, ни сил, но я подозреваю, что где-то с двадцатого переслушивания КПД данного занятия начинает стремиться к нулю, и больше трети текста мне всё равно не светит. (При данном качестве звука и том, что кое-где слушатели "хлопали в такт".)

Хотя, возможно, проблема в моём слухе... в своё время я с двадцати переслушиваний разобрала только половину "Быстрова-2", а люди с той же записи выложили текст практически целиком. (В который "коллективный разум" внёс несколько поправок.)

Но как бы то ни было...

Но как бы то ни было...

"Неудачник" весьма заставляет вспомнить одного... литературного персонажа. Особенно вот это:

"Сколько храбрых парней преждевременно канули в Лету/В бесполезной борьбе за ненужную нахрен идею..."

"Интересные времена" как они есть, ага.

Но и начало "Посоха и шляпы" с "Последним континентом" тоже вспоминаются. "И хата моя вечно с краю..."

А ещё та фраза из "Нас ищет инквизиция": "Между следствием и дыбой предлагаю выбрать жизнь".

@темы: Пратчетт, Жизнь, Песни, Настроения

---

Оно само...

"группируется". :/

Мама позавчера, в качестве "добавки" на ДР, подарила мне две книжки карманного формата на английском с параллельным переводом. Одна из них — "Английская поэзия XIV - XIX веков". Я начала её пролистывать и внезапно, среди других хорошо знакомых стихотворений (по аналогичному изданию более крупного формата, "Английская поэзия XIV - XIX веков в русских переводах", которое у меня давным-давно), увидела одно давно забытое.

А ведь когда-то оно впечатлило меня настолько, что я (по малолетнему неразумию) даже пыталась его перевести... и петь на собственный мотив. А потом искала (и нашла) в библиотеке сборник стихов К. Россетти на английском, чтобы прочитать историю о "базаре гоблинов" и о том, как сестра спасла сестру. Сейчас перевод "Goblin Market" есть в сети: "Базар гоблинов".

А вот то самое стихотворение в оригинале:

UP-HILL (Christina ROSSETTI)

UP-HILL (Christina ROSSETTI)

Does the road wind up-hill all the way?
    Yes, to the very end.
Will the day's journey take the whole long day?
    From morn to night, my friend.

But is there for the night a resting-place?
    A roof for when the slow dark hours begin.
May not the darkness hide it from my face?
    You cannot miss that inn.

Shall I meet other wayfarers at night?
    Those who have gone before.
Then must I knock, or call when just in sight?
    They will not keep you standing at that door.

Shall I find comfort, travel-sore and weak?
    Of labor you shall find the sum.
Will there be beds for me and all who seek?
    Yea, beds for all who come.

В переводе В. Л. Топорова (впервые напечатанном в "большом издании" "Английской поэзии..."1989 г.):

ВОСХОЖДЕНИЕ

ВОСХОЖДЕНИЕ

Дороги нет ли поровней?
    Лишь эта, на холмы.
И целый день идти по ней?
    До тьмы, друг мой, до тьмы.

А на холмах – стоит ли дом?
    Его скрывает мрак.
Во мраке – мимо не пройдем?
    Пройти нельзя никак.

Кого случится повстречать?
    Тех, кто ушел до нас.
Мне постучать или позвать?
    Там ждут и в поздний час.

Что ждет – покой и тишина?
    Там очень тихий край.
Постель постелена для сна?
    Постелена. Ступай!

И в переводе Т. Поповой (из маминого подарка):

ВОСХОЖДЕНИЕ

ВОСХОЖДЕНИЕ

Подъём извилист, крут... Другой дороги нет?
    Дорога лишь одна.
И целый день по ней идти придётся мне?
    С утра и до темна.

Найду ли я приют в ночной тревожный час?
    Когда наступит тьма, ночлег ты обретешь.
Но если он в ночи укроется от глаз?
    Ты мимо не пройдёшь.

Мне путников других придётся ль повстречать?
    Ушедших прежде, - да.
Когда приду туда - кричать или стучать?
    Там не заставят ждать.

Уставших и больных там встретит тишина?
    Заботы и труды остались далеко.
Найдется ли постель для каждого из нас?
    Да, все найдут покой.

@настроение: И все о смерти...

@темы: Переводы, Жизнь, Настроения, Цитаты

---

Задумчиво

Интересно, а вот есть такая программулина, в которую ты вбиваешь нотную запись, а она тебе проигрывает получившуюся мелодию?

@темы: Вопросы

---

А что это у вас...

...на кокарде, капитан Кэррот?

— Девиз миссии, сэр, — бодро сказал Кэррот. — Morituri Nolumus Mori. Ринсвинд предложил.

Я обещала себе написать этот пост, когда мне пришлют заказ. ОК, мне его прислали (уже довольно давно). Значок с эмблемой миссии из "Последнего героя" (см. аватарку к посту). Дальше будет "много буков" и "куча словей", объясняющих, зачем он мне, собственно говоря, понадобился. =)

И не надо спрашивать "почему именно сегодня" — самый очевидный ответ и есть правильный.

Много буков

Так вот, как-то на одном форуме мне попалось утверждение, что Ринсвинд (как персонаж, пригодный для использования только в очень ограниченном числе ситуаций) имеет свойство "упрощать собой историю, в которой задействован". Ну, я очень слабо представляю, каким образом Ринсвинд мог упростить "Sourcery" или "Интересные времена" ("Последний континент" вряд ли упрощаем в принципе), но по отношению к "Последнему герою", имхо, в этих словах есть доля правды. Только он её не столько упрощает, сколько... "заземляет". "Приземляет", то есть. =)

На самом деле, "Последний герой" не зря носит подзаголовок "fable" ("сказание" в официальном русском переводе) — по сравнению с другими книгами Пратчетта оно более... "моноиндейно", что ли. Его насквозь пронизывает один мотив (обозначенный ещё в предисловии рассказчика), по-разному отражаясь в разных персонажах - чьи характеры "раскрываются" лишь постольку, поскольку они касаются этого самого мотива. Но это тема для другого поста (который я когда-нибудь напишу ), хотя и к этому она тоже имеет отношение.

При этом непосредственно для "двигания сюжета" Ринсвинд (именно как Ринсвинд, а не просто номинальный персонаж, которого можно заменить кем угодно) делает минимум возможного.

Собственно на сцене он появляется потому, что Патриций обращается к нему за консультацией относительно Коэна. (И, по-видимому, именно это имеет в виду Ветинари, когда (уже перед полётом) называет Ринсвинда "mission specialist" в ответ на его замечание о том, что "Коэн не так уж страшен".)

Затем Ринсвинд вызывается "добровольцем" — или, учитывая обстоятельства, правильнее было бы сказать "противовольцем". И уже потом идёт эпизод, в котором Ринсвинд делает для миссии то, что мог сделать только он.

The sea was full of cool green light.

Captain Carrot sat near the prow. To the astonishment of Rincewind, who'd got out for a gloomy evening walk, he was sewing.

''It's a badge for the mission,' said Carrot. 'See? This is yours." He held it up.

'But what is it for?'

'Morale.'

'Ah, that stuff,' said Rincewind. 'Well, you've got lots, Leonard doesn't need it and I've never had any.'

[...]

'It needs an uplifting motto,' said Carrot. 'Wizards know about this sort of thing, don't they?'

'How about Morituri Nolumus Mori, that's got the right ring,' said Rincewind gloomily.

Carrot's lips moved as he parsed the sentence. 'We who are about to die...' he said, 'but I don't recognise the rest.'

'It's very uplifting,' said Rincewind. 'It's straight from the heart.'

'Very well. Many thanks. I'll get to work on it right away,' said Carrot.

Море было озарено прохладно-зеленоватым светом.

Капитан Моркоу сидел на носу. И что-то вышивал, как с изумлением обнаружил Ринсвинд.

— Эмблема нашей экспедиции, — объяснил Моркоу. — Видишь? Это тебе. — Он продемонстрировал эмблему.

— Понятно, но зачем?

— Для поднятия боевого духа.

— А, для него... — протянул Ринсвинд. — Что ж, у тебя этой штуки с избытком, Леонарду он не нужен, у меня отродясь не водилось.

[...]

— Нужно придумать поднимающий настроение* девиз, — сказал Моркоу. — Волшебники должны знать толк в таких делах.

— Как насчет "Мортури Нолумус Мори"? — мрачно предложил Ринсвинд. — Вроде бы неплохо звучит.

Моркоу, шевеля губами, попытался перевести фразу.

— "Идущие на смерть..." Остальное не понял.

— Очень поднимает настроение, — сказал Ринсвинд. — Слова родились из самого сердца.

— Отлично. Большое спасибо, — поблагодарил Моркоу. — Сейчас же вышью.

* Имхо, здесь больше бы подошло слово "вдохновляющий", "воодушевляющий".

Остановимся пока на этой сцене. Не будем лезть в латинский словарь, а спросим себя — почему Кэррот смог перевести первое слово и не понял всех остальных? (Тем паче, что значение третьего слова достаточно легко выводится из первого.)

Очевидно, потому что он не знает латыни (хотя девиз на этом языке есть даже у Городской Стражи), но зато слышал "плоскомирный аналог" выражения "Ave Caesar, morituri te salutant!" ("Да здравствует Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!")

Стоит отметить, что Кэррот, несмотря на весь свой энтузиазм, не возражает против этого слова (как характеризующего и его в том числе — в русском переводе пропало местоимение "мы", относящееся к "идущим на смерть").

А вот сцена перед самым "временем Т", когда Патриций произносит речь перед экипажем:

'What is that on your badge, Captain Carrot?'

'Mission motto, sir,' said Carrot cheerfully. ''Morituri Nolumus Mori. Rincewind suggested it.'

'I imagine he did,' said Lord Vetinari, observing the wizard coldly. 'And would you care to give us a colloquial translation, Mr Rincewind?'

'Er...' Rincewind hesitated, but there really was no escape. 'Er... roughly speaking, it means "We who are about to die don't want to", sir.'

'Very clearly expressed. I commend your determination...'

И вот тут я сначала приведу "официальный" русский перевод, чтобы на его фоне яснее стало значение этого диалога.

— Капитан Моркоу, что написано на этой эмблеме?

— Девиз экспедиции, милорд, — радостно сообщил Моркоу. — "Моритури Нолумус Мори". Ринсвинд предложил.

— Так я и думал, — кивнул лорд Витинари, меряя волшебника холодным взглядом. — Господин Ринсвинд, а нельзя ли услышать хотя бы приблизительный перевод?

— Э-э... — замялся Ринсвинд, но выхода не было. — Э... "Идущие на смерть этого совсем не приветствуют". Примерно так.

— Смысл понятен. Отдаю должное твоей правдивости...

Следует отдать должное и переводчику — он сделал всё возможное, чтобы аллюзия на "приветствие гладиаторов" в переводе выступила как можно яснее, и добился своей цели. Только вот одно маленькое "но" — в этом процессе был практически утрачен первоначальный смысл девиза. И, судя по тому, что переводчик изменил реакцию Патриция на перевод, он сам это прекрасно понимал. (Но, видимо, счёл, что сохранение аллюзии в данном случае важнее смысла, с чем лично я категорически не согласна.)

Итак, как Ринсвинд переводит сочиненный им девиз в русском переводе? "Идущие на смерть этого совсем не приветствуют". Чего "этого"? "Похода на смерть", очевидно. То есть мы имеем просто очередное напоминание о том, что сам Ринсвинд в этот полёт вовсе не рвется, а, по латинской поговорке, его "тащит судьба". (И Патриций "отдаёт должное" честному признанию в этом.) То бишь сие, по сути, личный девиз Ринсвинда, который на эмблеме того же Кэррота, испытывающего перед полётом "счастье, трепет и восторг", выглядит совершенно не к месту.

А что Ринсвинд сказал в оригинале? "We who are about to die don't want to". То есть «Мы, идущие на смерть, не хотим умирать». Это нечто совсем другое, не? Ведь даже Кэррот, мечтающий отправиться "туда, куда не ступала нога человека", предпочёл бы оттуда вернуться. С другой стороны, в такой форме девиз может показаться трюизмом — ну, конечно, никто не хочет умирать, это само собой разумеется, так из-за чего огород городить? Но давайте посмотрим, что именно ответил Ринсвинду Патриций (не в переводе, в оригинале!)

Разумеется, Патриций, с его "классическим образованием", и без Ринсвинда прекрасно знал, как переводится эта фраза. Вообще, интересно отметить, как подтема "классического образования" проходит через ткань повествования ("классическое образование" Витинари и Леонарда, сыгравшее важную роль в успехе миссии и противопоставленное техническому складу ума Пондера, а также "классическое образование" менестреля, позволившее ему лучше понять Орду и рассказать ей о судьбе героя, похитившего огонь у богов), создавая культурный фон из историй "Прометея", "Александра Македонского", "принца Харана"... и этот девиз тоже отсылает к некоему культурно-историческому контексту, судя по реакции Кэррота.

А ответил он "Очень чётко сформулировано. Ценю ваш решительный настрой". Очевидно, он воспринимает слова о "нежелании умирать" не просто как констатацию факта, а как выражение намерения.

Вот теперь можно и заглянуть в латинско-русский словарь — посмотреть значение глагола.

nolo, nolui, —, nolle [ne + volo]

1) не желать (aliquid C, Nep etc.); отказываться (n. parere Nep): me nolente Q против моей воли; ne homines, quos nolo, videar offendere C чтобы не подумали, будто я нападаю на людей, на которых я нападать не собираюсь; nolim statuas nos mente maligna id facere Ctl прошу тебя не думать, будто я делаю это по злому умыслу; quod nolunt, velint SenT пусть (бедняки) возымеют желания, которых у них нет; non n. C быть весьма склонным; в отрицательно-повелительной форме: noli (nolite) putare C, Pt не думай(те);

2) сопротивляться: ducunt volentem fata, nolentem trahunt погов. Sen судьба ведёт того, кто ей повинуется, но тащит силой того, кто ей противится;

3) недоброжелательно относиться, быть предубеждённым (n. alicui C).

То есть что-то вроде «идущие на смерть* не приемлют/отвергают/противятся смерти».

* тоже не совсем точный оборот, но русские эквиваленты выражения "We who are about to die" звучат уж слишком громоздко.

А теперь внимание, вопрос! Почему Патриций высказывает одобрение девизу Ринсвинда? Для ответа вспомним начало его речи, обращённой к экипажу.

Лорд Витинари бросил взгляд на троих... Как бы их назвать?

— Люди, — произнес он, остановившись на наиболее верном термине, — мне выпала великая честь поздравить вас с... с...
[...]
— ...С тем, что вы станете первыми, кто покинул Плоский мир с твердым намерением вернуться, — наконец продолжил он.

Лично мне на этом месте вспомнилась речь императора Крулла, провожавшего рептилионавтов в космический полёт в первой книге. Но если та экспедиция отправлялась исключительно с научной целью, то эта... должна была долететь до Кори Челести. Именно долететь.

Чуть было не написала "любой ценой", но нет... эпизод с "зайцем в ракете" ясно показывает, что не любой.

Потому что, как заметил Леонард, "If we fail to come back, there won't be anywhere left to fail to come back to in any case, will there?" ("Ведь если мы не сможем вернуться, возвращаться будет просто некуда".)

Поэтому экипаж не должен героически погибнуть, сделав всё возможное для достижения недостижимой цели. (Эта тема ясно звучит, например, в Sourcery с его "die in process".) Они не должны умереть на посту, исполняя свой долг. Они должны остаться в живых и долететь, наперекор смерти, грозящей всем обитателям Диска.

И именно поэтому девиз Ринсвинда стал девизом экспедиции. Именно поэтому "практически герой" Кэррот и трус Ринсвинд в критические минуты "похода" реагируют на происходящее весьма схожим образом.

На самом деле, не только в критические... но это уже тема для другого поста.

Можно объяснить это тем, что Ринсвинд заботится о собственной шкуре, а Кэррот — об успехе экспедиции (хотя в тексте есть свидетельства обратного), но тем не менее. Скажем, Двацветка перспектива врезаться в Солнце могла бы и восхитить. Но "Змей" не был туристическим кораблём, а его экипаж летел не на прогулку.

Более того, девиз миссии (в каком-то смысле) отражает не только движущую силу этой сюжетной линии, но и основной мотив книги, про который я уже упоминала. Ибо "сказание" это — "о смерти и желании бессмертия", сорри за цитату. И "не хотят умирать" не только летящие на "Змее" и простые обитатели Диска. Но это, опять-таки, до другого поста.

А мы лучше зададимся вопросом — почему именно Ринсвинд должен был изобрести девиз миссии?

Для этого нам придётся вернуться к началу и перелистать более ранние книги в поисках фраз Ринсвинда, как он выразился, "идущих от самого сердца". Вот, например (подчёркивания везде мои)...

"Цвет волшебства"

Первая встреча Ринсвинда со Смертью:

Смерть, лицо которого навсегда застыло в мрачной маске, также выглядел удивленным.

– РИНСВИНД? – уточнил он голосом низким и тяжелым, словно подземный грохот захлопывающихся свинцовых дверей.

– М-м, – отозвался волшебник, пытаясь скрыться от безглазого взгляда.

– НО ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ? – (Бум-бум, опустилась надгробная плита в кишащей червями цитадели под старыми горами…)

– М-м, а почему меня здесь не должно быть? – спросил Ринсвинд. – Хотя чего я тебя расспрашиваю, у тебя, наверное, куча дел, так что если ты…

– Я БЫЛ УДИВЛЕН, УВИДЕВ ТЕБЯ, РИНСВИНД, ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ НА ЭТУ САМУЮ НОЧЬ УЖЕ НАЗНАЧЕНА ВСТРЕЧА С ТОБОЙ.

– О нет, только не…

– ПРОКЛЯТЬЕ, И САМОЕ ДОСАДНОЕ В ЭТОЙ ИСТОРИИ ТО, ЧТО Я ОЖИДАЛ ВСТРЕТИТЬ ТЕБЯ В ПСЕВДОПОЛИСЕ.

– Но это за пять сотен миль отсюда!

– ЭТО ТЫ МНЕ ГОВОРИШЬ? НАСКОЛЬКО Я ПОНИМАЮ, ОПЯТЬ ВСЯ СИСТЕМА ПОЛЕТЕЛА К ЧЕРТЯМ. ПОСЛУШАЙ, А МОЖЕТ, ВСЕ-ТАКИ ЕСТЬ ХОТЬ КАКОЙ-НИБУДЬ ШАНС?…

Ринсвинд попятился, выставив вперед руки. Торговец сушеной рыбой, стоящий за ближайшим прилавком, с интересом наблюдал за прохожим психом.

– Никаких шансов!

– Я МОГ БЫ ОДОЛЖИТЬ ТЕБЕ ОДНУ ОЧЕНЬ БЫСТРУЮ ЛОШАДЬ.

– Нет!

– ЭТО БУДЕТ СОВСЕМ НЕ БОЛЬНО.

– Нет!

Ринсвинд бросился бежать. Смерть проводил его взглядом и горько пожал плечами.

– НУ И ПОШЕЛ ТЫ… – сказал он...

Или другая встреча:

Змея была большая, зеленая и обвивала ветку с присущим рептилии терпением. Ринсвинд прикинул, ядовитая она или нет, но потом выбранил себя за дурацкий вопрос. Эта змея не могла не быть ядовитой.

– Ты чего ухмыляешься? – спросил он у фигуры, которая сидела на соседней ветке.

– ЭТО ОТ МЕНЯ НЕ ЗАВИСИТ, – ответил Смерть. – А ТЕПЕРЬ, БУДЬ ДОБР, РАЗОЖМИ РУКИ. Я НЕ МОГУ ТОРЧАТЬ ЗДЕСЬ ВЕСЬ ДЕНЬ.

– Зато я могу, – вызывающе заявил Ринсвинд.

"Безумная звезда"

Двацветок и Ринсвинд во владениях Смерти:

– Мы вроде как неофициально мертвы, – сказал он. Лучшего ответа он придумать не смог.

– О-о, – Двацветок продолжал рыться в Сундуке.

– Тебя это ни капельки не волнует?

– Ну, обычно в конце концов все устраивается. Во всяком случае, я абсолютно уверен в том, что реинкарнация существует. В каком виде ты хотел бы вернуться в мир?

– Во-первых, я не хочу из него уходить, – твердо сказал Ринсвинд. – Ладно, давай выбираться...

"Посох и шляпа"

Разговор Ринсвинда с совестью:

«Сделай же что-нибудь!»

«Здесь слишком много стражников! Они убьют меня!»

«И что? Ну, убьют они тебя, это же не конец света».

«Для меня это будет конец света», – мрачно фыркнул Ринсвинд.

«Зато представь, как спокойно ты будешь чувствовать себя в следующей жизни…»

«Слушай, я, заткнись, а? Я уже надоел мне до чертиков».

Подчеркнутую фразу стоит прокомментировать. Интересно, что Ринсвинд, имеющий все основания полагать, что загробная жизнь существует, тем не менее боится только и исключительно смерти, как если бы она действительно была концом всему — отношение, более свойственное атеистам. (Фактически, я не раз слышала от верующих утверждение, что для атеистов нет никакой разницы между собственной смертью и гибелью мира.)

А во-вторых, в этой фразе (вызывающей воспоминание о "После моей смерти гори всё пропадом!" и "После нас хоть потоп"), пожалуй, наиболее ясно выражается "индивидуализм" (теоретического) мировоззрения Ринсвинда. Однако любопытно, что в "Последнем герое" стоическая "готовность умереть" Орды приводит к тому же выводу "с другого конца" — если нам предстоит умереть, если все в конце концов умрут, то какая разница, погибнет мир или нет? "Героическо-варварский" кодекс в крайнем своём проявлении оказывается ничуть не менее "индивидуалистическим".

Другое (и очень важное) дело, что ни Ринсвинд, ни Орда на практике не руководствовались этими умозрительными крайностями.

"Интересные времена"

– Да вас всех поубивают! – воскликнул Ринсвинд.

Она кинула на него презрительный взгляд.

– По крайней мере, мы умрем за что-то стоящее!

– Очистим Страну Кровью Мучеников, – пророкотал Три Запряженных Вола.

Резко обернувшись, Ринсвинд замахал пальцем у Вола под носом – выше ему было не достать.

– Если ты еще хотя бы раз пробормочешь что-нибудь подобное, я из тебя котлету сделаю! – закричал он, а потом быстро втянул голову в плечи – до него внезапно дошло: он только что посмел угрожать человеку в три раза крупнее его самого.

– Просто выслушайте меня, хорошо? – продолжал Ринсвинд, слегка остыв. – За свою жизнь я наслушался всяких речей о том, как неплохо было бы пострадать за общее благо. Но почему-то, черт возьми, те, кто толкают эти речи, сами страдать не спешат! Как только кто-нибудь начинает вопить: «Вперед, товарищи!» – всегда оказывается, что он выкрикивает свои призывы, прячась за здоровенной скалой, и на нем – единственном из всех! – стрелоупорный шлем! Неужели вы ничего не понимаете?!

Он умолк. Ячейка таращилась на него, как на сумасшедшего. Ринсвинд обвел глазами юные, воодушевленные лица и почувствовал себя очень, очень старым.

– Но ведь есть великие дела, за которые стоит отдать жизнь, – возразила Бабочка.

– Нет, нет таких дел! Потому что жизнь у тебя только одна, а великих дел как собак нерезаных!

– О боги, да как же можно жить с такой философией?

Ринсвинд набрал в грудь побольше воздуха.

– Долго!

Из этого отрывка особенно, пожалуй, показательна первая подчёркнутая фраза — она, очевидно, действительно "шла из самого сердца"... учитывая, что чувства Ринсвинда на мгновенье взяли верх над инстинктом самосохранения.

А ещё был один эпизод из "Последнего континента"... но о нём чуть позже.

Пока и из вышеприведённых цитат (и из многих других неприведённых) ясно рисуется отношение Ринсвинда к смерти. Он не просто боится её и считает её самым страшным злом — он до последнего будет ей сопротивляться. Как та, вторая, лягушка, упавшая в кувшин с молоком. Не потому что всегда есть надежда (такая мотивация куда лучше подошла бы Двацветку или капитану Кэрроту), и не потому что умирать раньше смерти недостойно человека (вот уж кто не заботится о своём достоинстве! Да и со стоической точки зрения, возможно, "спокойное принятие смерти" выглядит куда достойнее бессмысленного трепыхания), а просто потому, что не хочет умирать. Будет убегать, висеть на краю пропасти из последних сил... даже драться, если другого выхода нет — лишь бы продолжать жить.

Тут можно вспомнить одно очень интересное замечание, сделанное относительно экранизации "Цвета волшебства". Человек указывал на неправдоподобность сцены, где выгнанный из Университета Ринсвинд пытается утопиться, со словами "Поскольку Ринсвинд страшный трус, он бы никогда этого не сделал..." Угу, можно подумать, что попытка суицида (не от горя, душевной потери или разочарования, а просто оттого, что в данный момент ты не видишь перед собой жизненных перспектив - и даже не пробуешь их найти) - это признак мужества.

Разумеется, книжный Ринсвинд так бы никогда не поступил - но не потому, что он трус (хоть это и так). А потому что "противится смерти". Как он говорил капитану Кэрроту, "для того, чтобы удирать, тоже требуется смелость". Сдаться иногда куда легче...

Это не любовь к жизни как таковая (вспомним, как Ринсвинд в "Sourcery", думая, что сейчас умрет, говорит Смерти об "ужасности" прожитой им жизни) и даже словосочетание "страх смерти" здесь не совсем подходит. Во-первых, потому что, скажем, на Краю в конце первой книги Ринсвинд (что специально подчёркнуто) не испытывает страха, но это не мешает ему до последнего отказываться умирать. А во-вторых... потому что иногда это чувство "проецируется" на других. Это к вопросу о лягушках, да.

В небе поднялось солнце, которое в такой близости от Края было куда крупнее, чем обычно. Они стояли, прислонившись спинами к мачте, погруженные в свои мысли. Время от времени то один, то другой вдруг хватался за ведро и ни с того ни с сего начинал отчаянно вычерпывать воду.

Море вокруг стало намного оживленнее. Ринсвинд заметил несколько плывущих бревен, а вода у поверхности кишмя кишела всевозможными рыбами. Все правильно, здесь и должно быть много рыб, поскольку течение изобиловало пищей, которую волны смывали с континентов, расположенных вокруг Пупа. Ринсвинд спросил себя, что же это за жизнь, когда приходится постоянно плыть, чтобы остаться на одном месте. «В точности мой случай», – решил он.

Его взгляд упал на маленькую зеленую лягушку, которая отчаянно барахталась, увлекаемая неумолимым течением. К вящему изумлению Двацветка, Ринсвинд нашел весло и осторожно выдвинул его в сторону крошечной амфибии, которая с благодарностью взобралась на лопасть. И тут же пара челюстей пробила поверхность воды, бессильно защелкнувшись там, где только что плавала добыча.

Лягушка посмотрела на Ринсвинда, который держал ее в ладонях, и задумчиво цапнула волшебника за палец. Двацветок хихикнул. Ринсвинд засунул лягушку в карман и сделал вид, что ничего не слышал.

– Все это очень человечно, но ради чего? – спросил Двацветок. – Все равно через час ее ждет та же участь.

– А ради того, – туманно ответил Ринсвинд и некоторое время молча вычерпывал воду.

Насколько я помню бывшее больше десяти лет назад, именно на этом эпизоде я впервые ощутила интерес к Ринсвинду. На первом совершённом им "нешаблонном" поступке.

Мы так и не получаем от Ринсвинда никаких объяснений, зачем он это сделал.

Госпожа говорит потом: "...you kindly rescued me, for, as we all know, no-one likes to see pathetic and helpless creatures swept to their death". (И Ринсвинд, то ли с сарказмом, то ли на полном серьёзе, отвечает "Спасибо", явно уловив проведенную параллель. ) Но, во-первых, это совершенно явно неверное утверждение - на Диске полно (и среди людей, и среди богов) тех, кому подобные зрелища нравятся. (Взять тот же Рок... или вспомнить, что Альберт понимал под духом страшдества.) А, во-вторых, по-моему, достаточно очевидно, что Госпожа даёт Ринсвинду и Двацветку шанс "в пику" Року и, возможно, чтобы сохранить "фигуру" для игры - но не говорить же об этом смертным? Вот и вешает им лапшу на уши.

Что же до "kindly"... можно вспомнить эпизод из "Науки Плоского Мира", где Ринсвинд, "а kind man by nature", пытается отговорить рыбу от (предполагаемого) самоубийства. На мой взгляд, это пояснение всё-таки отдаёт авторской иронией... как скажем, фраза "And, having done his duty to the community, he turned and ran over..." Если в Анк-Морпорке и рождались "добрые по натуре" люди, скорей всего, они там не выживали.

Похоже, под "добротой" в данном случае понимается смесь... эээ... нетолстокожести, некоторой слабонервности и... не вполне утраченной способности к эмпатии (на уровне идентификации себя с жертвой - Ринсвинд совершенно очевидно сравнивает положение лягушки со своим собственным).

Разумеется, вопрос о том, как "слабонервный" человек мог выжить в Анк-Морпорке (а выжив, сохранить "слабонервность"), остаётся открытым... Но стоит заметить, что тот же самый Ринсвинд, что терял сознание при виде собственной крови и клея, дважды сражался с Тварями из Подземельных Измерений, на память о чём у него остались шрамы - и без всяких обмороков. И что ещё более интересно, тот самый Ринсвинд, что в начале "Последнего Континента" ради выживания ест всё, что придётся - а приходится в основном всякая дрянь, в середине книги описывается так:

Однако потребность что-то съесть никуда не делась, а темно-коричневая масса, размазанная по стенкам банки, была единственной едой в округе. Во всяком случае, у этой еды было куда меньше шести ног. Мысль о баранине у Ринсвинда даже не возникла. Как можно хладнокровно есть кого-то, кто смотрит на тебя столь жалобными глазами?

Видимо, это разные уровни "приспособляемости"...

Но главное здесь не то, что Ринсвинд пожалел лягушку (в конце концов, её спасение ему ничего не стоило). И даже не в том, что находясь в беспомощном ожидании собственной гибели, он мог думать о чём-то ещё. Главное содержится в вопросе Двацветка (куда более доброго, чем Ринсвинд - и более способному к активному проявлению доброты). В том факте, что спасая лягушку, Ринсвинд отодвигал её смерть всего лишь на час. И в том, что для Ринсвинда этот лишний час жизни имел значение - несмотря на то, что потом всё равно будет смерть. Потому что смерть придёт рано или поздно, но нельзя сдаваться ей раньше времени. (Как говорил другой волшебник, жизнь заключается в оттягивании неизбежного.)

Возвращаясь к вопросу о nolumus, как назвать такую позицию? "Неприятием смерти", "отвращением к смерти", "смертененавистничеством"?

И вот это самое кредо Ринсвинда и играет главную роль в определении сюжетных линий, в которых он задействован. Как сказал тот же человек, что говорил про "упрощение" - "бежать, а по дороге спасти мир". На самом деле, если не брать три книги "Науки Плоского Мира" (хотя во второй, например, имеются явные отголоски привычной схемы), то такую конструкцию мы имеем в четырёх книгах из семи. Но, с другой стороны, "Цвет волшебства" и "Эрик" принципиально иначе устроены, представляя собой цепь эпизодов, которую "проходит" Ринсвинд (с единственной конечной целью вернуться домой). Так что "идейное исключение" одно, а именно "Интересные времена", где вмешательство Ринсвинда не имеет целью спасти мир - или его часть, и где - возможно, вследствие этого - никак не прописана мотивация этого вмешательства.

А в тех четырех книгах всё предельно понятно и просто (хоть и с вариациями, конечно). См. того же "Последнего героя":

— В данном случае — спасения мира, — пожал плечами лорд Витинари.
— Мы что, должны спасать его для всех? — уточнил господин Боггис. — И для всяких чужеземцев тоже?
— Боюсь, что да, — кивнул лорд Витинари. — Нельзя спасти только те его части, которые нам особенно нравятся. Но следует помнить одно, господа и дамы: спасая мир, мы прежде всего спасаем то, что у нас под ногами.

А Ринсвинд большой спец по спасению того-что-под-ногами. Интересно, что в "Последнем герое" аркканцлер говорит "У него исключительный дар, он выпутывается из любых...", в то время как в "Интересных временах" он приписывал везение Ринсвинда тому, что "кто-то наверху ему улыбается". Конечно, ему покровительствует (в каком-то смысле) Госпожа, но... Заклинания тоже охраняли Ринсвинда, однако, объясняя, почему они выбрали его на роль носителя, говорили: "Ты один из тех, кто выживает". И Ринсвинд не даром понимал, что стоило ему "подумать, что он неуязвим, – и он покойник".

И вот когда эти тяга к выживанию и отвращение к смерти выходят за пределы одного себя... тогда и получается вот такое, например:

Ринсвинд, не теряя времени, бросился вперед, сражаясь теперь из страха перед тем, что случится, если он остановится. Призрачную арену заполнял щебет Подземельных Тварей – волна шелестящего звука, который молотом стучал в его уши на протяжении всей схватки. Он представил себе, как этот звук расползается по всему Диску, и принялся наносить удар за ударом, чтобы спасти мир людей, сохранить небольшой кружок света в темной ночи хаоса и закрыть брешь, сквозь которую наступает кошмар. Но главным образом он бил эту тварь, чтобы помешать ей ударить в ответ.

В данном случае (и не только в нём) Ринсвинд как бы олицетворяет мировой "инстинкт самосохранения".

Более того, кое-какие эпизоды предполагают, что попытки Ринсвинда спасти мир не сводятся к желанию выжить самому.

– Вряд ли я смогу продержаться хотя бы еще немного, – добавил волшебник более низким и настойчивым голосом.

– Попытайся.

– Бесполезно. Я чувствую, как моя рука соскальзывает!

Двацветок вздохнул. Придется прибегнуть к крайним мерам.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда падай. Мне лично плевать.

– Что? – переспросил Ринсвинд, который настолько удивился, что даже забыл соскользнуть.

– Давай, умирай. Воспользуйся легким выходом.

– Легким?!

– Все, что тебе нужно, – это с воплем улететь вниз и переломать себе все кости, – продолжал Двацветок. – Это может сделать кто угодно. Валяй. Конечно, тебе следует остаться в живых, чтобы произнести Заклинания и спасти Диск. Но не думай об этом. Не надо. Кому какое дело, если все мы сгорим? Давай, думай только о себе. Падай.

Наступило долгое, сконфуженное молчание.

– Не знаю почему, – сказал наконец Ринсвинд, пожалуй, несколько громче, чем нужно, – но с тех пор, как я познакомился с тобой, я, похоже, провожу уйму времени, качаясь на кончиках пальцев над страшными пропастями.

И дело даже не в том, что Ринсвинда смутили слова Двацветка и что он не нашёл, что возразить... а в том, что он так и не упал. При том, что держаться "ради себя" у него уже не было сил. (Учитывая, что он ещё до драки с Траймоном был не в лучшем физическом состоянии, это не так уж удивительно.)

Или в "Последнем герое", когда до цели остаётся последний шаг и возникает очередная проблема, Ринсвинд (не то уже смирившись, не то саркастически, не то пытаясь снять с себя ответственность за неудачу) говорит: "Ладно, жаль, конечно, что наступит конец света, но такое иногда случается, верно?" Думая о неудаче миссии как "все погибнут", а не "сначала погибну я, а потом все остальные".

И в "Последнем континенте" тоже был схожий эпизод, когда Ринсвинд, казалось бы, сделавший всё, что от него требовалось, понимает, что это не сработало. И думает о том, что эта страна (из которой он всю книгу мечтал удрать домой) не такая уж плохая, и здесь можно было бы жить...

Except... that there wasn’t any more water. No more sheep, no more farms. Mad, and Crocodile Crocodile, the lovely ladies Darleen and Letitia, Remorse and his horses, all those people who’d shown him how to find the things you could eat without throwing up too often... all drying up, and blowing away...

Him, too.

Именно в таком логическом порядке. А когда (при мысли о собственной смерти) рядом с Ринсвиндом появляется Смерть, Ринсвинд неожиданно приходит в бешенство (хотя в той же тюрьме они разговаривали вполне нормально) - потому что, с его точки зрения, Смерть "играет нечестно", появляясь раньше времени. И вот что он кричит:

"The cheek of him, turning up like that! We’re not dead yet," shouted Rincewind to the burning sky. "There’s lots we could do! If we could get to the Hub we could cut loose a big iceberg and tow it here and that’d give us plenty of water... if we could get to the Hub! Where there’s hope there’s life, I’ll have you know! I’ll find a way! Somewhere there’s a way of making rain!" Death had gone. Rincewind swung the bullroarer menacingly. "And don’t come back!"

То самое "противление смерти" как оно есть... заставляющее Ринсвинда говорить вещи, куда более подошедшие бы капитану Кэрроту. И это твёрдое намерение бороться за жизнь (не только свою собственную) "до последнего" и приводит в результате... к тому, к чему приводит.

Так что же удивительного в том, что именно Ринсвинд подарил экспедиции по спасению Диска "вдохновляющий девиз", заявляющий о том, что они твёрдо намерены не отдать Смерти свой мир?

P.S. А для себя я перевожу слово Morituri просто как "люди". Потому что "все там будем". И «Morituri Nolumus Mori» куда ближе моему сердцу, чем «Non temetis messor», что означает: «Жнеца да не убоись».
 

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Жизнь, Цитаты

---

Впечатлившись...

подарочком Кеменкири — книгой Хомякова «Светлое Воскресение», решила разузнать о ней (и вообще первых русских переводах «Рождественской Песни») побольше.

Как сказано в аннотации, "Написать рассказ «Светлое Воскресение» А.С.Хомякова вдохновила «Рождественская песня в прозе» Ч. Диккенса, перевод которой он осуществил в середине 40-х годов XIX века". Формулировка меня несколько озадачила — я не поняла, называют ли они сам рассказ «переводом» или перевод существовал где-то отдельно? Полезла в каталог РНБ, поискать это издание 19-го века, да и другие переводы "Рождественской песни".

Узнала (из примечания на каталожных карточках), что оное произведение переводилось и переделывалось под следующими названиями: "Гимн Рождеству", "Дух прошедшего, настоящего и будущего", "Канун Рождества", "Маленький Тим", "Малютка Тим", "Рождественская ночь", "Рождественская сказка", "Рождественская песнь", "Рождественская песнь в прозе", "Рождественский сочельник", "Светлое христово воскресенье", "Святочная песня в прозе", "Святочные привидения", "Скряга", "Скряга Скрудж", "Скряга Скрудж и три добрых духа", "Скупой Скруджи", "Страшные видения, или Воскресшая душа". При этом на карточке "Светлое христово воскресенье" было указано "Заимствована из Дикенса [Д.А. Валуевым]". А где же А. С. Хомяков? Неужели идея переделать рождественский рассказ в пасхальный могла прийти одновременно двум разным людям?!

Загнав одно из "альтернативных названий" ("Гимн Рождеству") в гугл, вышла на следующую замечательную страничку с русской библиографией Диккенса: http://bibliograph.ru/Biblio/D/dickens_ch/dickens_ch.html

Но и там в разделе "РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ПЕСНЬ В ПРОЗЕ" под соответствующим заголовком значилось только:

1844 - М., (2)159 стр., Переделано Д. А. Волуевым (Светлое христово воскресенье)

1845 - ж. "Библиотека для воспитания" ч.2, отд.I, с.1-159, Переделано Д. А. Волуевым (Светлое христово воскресенье)

1845 - ж. "Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений" т.56, № 223, с.213-275; № 224, с.379-416, Переделано Д. А. Волуевым (Светлое христово воскресенье)

С отчаяния я загнала в гугл "Хомяков + «Светлое воскресенье»", и обнаружила в сети документ под названием «РУССКИЙ ДИККЕНС (1990-2005)», где среди прочей литературы о Диккенсе на русском языке нашла следующую ссылку:

Кошелев В. А. "Светлое Воскресенье" А. С. Хомякова как вольное переложение "Рождественской песни в прозе" Ч. Диккенса// Москва. 1991. №4. С.81-84.

Надо ли говорить, что я сразу заказала этот номер "Москвы"?

В нём оказалось напечатано само «Светлое воскресенье» со вступительной статьей Кошелева, которая рассеяла моё недоумение. Привожу оттуда часть, касающуюся самой публикации, целиком (выпустив несколько первых абзацев общей информации о Хомякове). Сразу хочу оговорить, что пафос рода «Диккенс написал забавную повестушку для развлечения, а потом пришёл Хомяков и сделал из неё настоящее христианское произведение» мне, мягко выражаясь, неблизок.

Из статьи Кошелева

Из статьи Кошелева

Публикация, предлагаемая читателю, открывает еще одну сторону хомяковских увлечений, даже современникам Хомякова не известную. Это единственный дошедший до нас беллетристический текст, принадлежащий перу великого философа, ученого и поэта.

История этого текста чрезвычайно интересна.

В декабре 1843 года в Лондоне вышла в свет повесть Чарльза Диккенса "Рождественская песнь в прозе" ("А Сhristmas сагоl in рrоsе"), открывшая целую традицию английской "рождественской" литературы. В следующем, 1844 году, в России вышло сразу два перевода повести. Первый, напечатанный в журнале "Репертуар и пантеон" под названием "Святочные видения", был обыкновенной ремесленной поделкой и прошел почти незамеченным. Второй вышел отдельной книгой в Москве и имел необычное заглавие: "Светлое Христово Воскресенье. Повесть для детей". Этот перевод оказался весьма популярен: в следующем же году он был перепечатан сразу в двух журналах — в "Библиотеке для воспитания" и в "Журнале для чтения воспитанникам военно-учебных заведений". Он получил высокую оценку в кри­тике: похвалы переводу появились в "Литературной газете" и в плетневском "Современнике". Напротив, "Отечественные записки" резко осудили те "вольности", которые были допущены переводчиком,— по мнению ряда исследователей, эта осуждающая рецензия принадлежала В. Г. Белинскому.

В традициях сороковых годов автор перевода обозначен не был,— и только в 1927 году было высказано предположение, что эта переделка повести Диккенса для детей осуществлена редактором "Библиотеки для воспитания", рано умершим талантливым истори­ком Дмитрием Александровичем Валуевым (1820—1845) [1]. Впоследствии эта гипотеза (поскольку другой не высказывалось) предстала как неоспоримый факт — и в качестве такового существует в литературе по сей день. Решающим доказательством в данном случае оказывалось то обстоятельство, что с июля 1843 по январь 1844 года Валуев был в заграничном путешествии и много времени провел именно в Англии...

"Библиотека для воспитания", которую Валуев основал и издавал (совместно с видным московским педагогом профессором П. Г. Редкиным) с 1843 года, была в середине сороковых годов органом московского славянофильства. Помимо самого Валуева в ней сотрудничали Хомяков, братья Киреевские, Ф. И. Буслаев. В одном из писем Хомяков заметил про журнал: "В ней ("Библиотеке для воспитания".— В. К.) участвуют почти все литераторы московские, и она есть плод доброжелательства к будущему поколению, а не простой спекуляции. В ней будут, без сомнения, многие добрые статьи, оригинальные не только потому, что они будут непереводные, но и по тону и характеру".

В Отделе письменных источников Государственного Исторического музея хранится рукопись этого перевода: ф. 178, ед. хр. 11. Тетрадь большого формата; листы с обеих сторон заполнены почерком... нет, не Валуева, а Хомякова. Рукопись, по видимости, беловая, хотя очень напоминает черновик: по завершенному и переписанному тексту повести проведена обширная правка рукой автора — именно Хомякова! На листе 10 обор.— цензорская помета валуевского соиздателя: "NB. Печатать и первую корректуру прислать прямо ко мне. П. Редкин. Получено утром 12, отослано утром 13 окт. 1844 г.".

В это время Валуев и Хомяков жили вместе, в одном доме: Валуев приходился родным племянником жене Хомякова Екатерине Михайловне (урожденной Языковой, сестре известного поэта); он рано потерял родителей и воспитывался на попечении родственников. Хомяков привык относиться к нему с отцовской любовью — и год спустя тяжело переживал его безвременную кончину. Для валуевской "Библиотеки..." он потрудился едва ли не более всех остальных "литераторов московских", поместил там несколько статей и серию популярных исторических очерков: "Тринадцать лет царствования Ивана Васильевича", "Царь Федор Иоаннович", "Черты из жизни калифов"... В ряду этих же работ, предназначенных "для воспитания", было и переложение новой повести Диккенса.

Хомяков с детства блистательно знал английский язык (его отец, известный москов­ский барин Степан Александрович Хомяков, был англоманом и, между прочим, одним из основателей московского Английского клуба), побывал в Англии (летом 1847 года), всегда старательно следил за литературными и учеными трудами, которые выходили в "величайшей и бесспорно первой во всех отношениях из держав Запада". При этом особенное внимание его привлекала "не Англия Ост-Индской компании, но... Англия, у которой есть еще предание, поэзия, святость домашнего быта, теплота сердца и Диккенс, меньшой брат нашего Гоголя..." Цитированные слова взяты из статьи Хомякова "Мнение иностранцев о России", писавшейся тогда же, в конце 1844 года. [2]

Даже поверхностное сопоставление "Светлого Воскресенья" с оригиналом Диккенса приводит к выводу, что перед нами вовсе не перевод, хотя сюжет "Рождественской песни..." представлен здесь, казалось бы, во всех деталях, сохранены все ее основные персонажи... Разница не только в том, что текст Хомякова в два раза короче, чем у Диккенса,— есть два других принципиальных различия.

Во-первых, действие повести перенесено в Россию. При этом дело не ограничивается русификацией имен (такой прием был в ходу в тогдашних переводах). Нет, уж если диккенсовский Боб Крэтчит назван в повести Федором Ивановичем Кричевым, то он приобретает характерные приметы именно российского "маленького человека". А этот российский чиновник живет в стране с ее характернейшими бытовыми приметами — и поэтому автор на место обширных описаний Диккенса ставит свои (выполненные, кстати сказать, в характерно гоголевской манере), и в повести возникают пейзажи Петербурга, уголки русской провинции, Балтийское море... Именно эти описания становятся наибольшей литературной удачей Хомякова-переводчика.

Во-вторых, европейский праздник Рождества заменен в переложении православным праздником Пасхи — Светлого Христова Воскресенья. Такая замена потребовала больших усилий и внимательности: дело не только в том, что несколько ослабляется важный диккенсовский мотив — мотив рождественского холода (впрочем, и Пасха, подчеркивает Хомяков,— ранняя и проходит еще в холодное время); и не в том, что рождественский гусь заменяется куличом и крашеными яйцами (впрочем, сохраняется в одном случае и гусь); и не в том, что появляется мотив "христосования", у Диккенса, естественно, отсутствующий. Дело в том, что измененная идеология праздника меняет и проблематику повести.

Г. К. Честертон писал о Диккенсе как литературном "открывателе" праздника Рождества: "...Рождество — один из бесчисленных европейских праздников, суть которых — в соединении веры и веселья. Однако оно типично, особенно английское, и весельем своим, и даже верой. Его отличие от прочих празд­ников — скажем, Пасхи в других странах — сводится к двум чертам: с земной, материальной стороны в нем больше уюта, чем блеска; со стороны духовной — больше милосердия, чем экстаза". [3] Однако противопоставление Рождества и Православной Пасхи в данном случае неправомерно. Обоснованию Пасхи посвятил специальную статью Н. В. Гоголь. Она тоже называется "Светлое Воскресенье", но написана несколько позже хомяковского перевода: эта статья завершала книгу "Выбранные места из переписки с друзьями" (1846). В ней Гоголь тоже писал о милосердии и уюте, писал о вселенском значении этих двух начал человеческой жизни, которые отсутствуют в душе современного человека: "Все человечество готов он обнять, как брата, а брата не обнимет"... Если Диккенс мог ограничиться утопическим гимном "рож­дественской сказки",— то Хомяков обязан быть серьезнее и отказываться от английской иронии, и заменять иронические пассажи прямою моралью... Пасха, праздник искупления, предрасположена к морали гораздо больше, чем Рождество.

Несмотря на то, что повесть "Светлое Христово Воскресенье" была издана и перепечатана в двух журналах, что она получила известность и надолго стала книгой для детского чтения, Хомяков впоследствии вернулся к тексту и очень серьезно его переделал, буквально испестрив беловик исправлениями и пометами. В результате переделок был убран подзаголовок "Повесть для детей": она наполнилась более серьезным моралистическим смыслом. Новый подзаголовок — "Повесть, заимствованная у Диккенса" — ослаблял впечатление перевода и возвращал к исходному замыслу Хомякова: представить собственно русский вариант проблематики на основе инонационального сюжета. Так что текст, который представляется читателю, оказывается все-таки новым, текстом нового произведения.

Перед нами рассказ об обстоятельствах странного перерождения в канун Воскресения Христова бездушного богача-приобретателя, который у Диккенса носит имя Эбинизер Скрудж (от англ. "scroodge", скряга), а у Хомякова — Петр Скруг (та же английская фамилия в иной фонетической огласовке, напоминающей "скрягу" русского). На фантастические обстоятельства "воскресения" этого весьма неприятного героя наслаивается атмосфера праздника, столь чтимого в православном мире. Праздника, который ярче раскрывает истинные ценности человеческой жизни, когда добрее становится взгляд на окружающих, когда в центре оказываются семья, тихое домашнее счастье... Из этих простых ценностей исходят и все остальные, ибо, как сказал Хомяков в другом месте: "Не верю я любви к народу того, кто чужд семье, и нет любви к человечеству в том, кто чужд народу". Именно под влиянием осознания столь нехитрой истины бездушный и одинокий скряга превращается в "рождественского" дедушку.

Такое превращение явно утопично — но Хомяков и не настаивает на нем, как не настаивает на том, чтобы носитель идеалов добра, "маленький Степа" ("малютка Тим" у Диккенса), непременно остался бы жив (у Диккенса — остался)... Просто эта утопия и эта мечта — часть того праздника Светлого Воскресенья, который, в отличие от веселого английского Рождества, наполнен наивысшим смыслом. Год спустя после Хомякова эту же мысль теоретически оформил Гоголь в своем "Светлом Воскресенье":

"Отчего же одному русскому еще кажется, что праздник этот празднуется, как следует, и празднуется так в одной его земле? Мечта ли это? Но зачем же эта мечта не приходит ни к кому другому, кроме русского? Что значит в самом деле, что самый праздник исчез, а видимые признаки его так ясно носятся по лицу земли нашей. Раздаются слова: "Христос Воскрес!" — и поцелуй, и всякий раз так же торжественно выступает святая полночь, и гулы всезвонных колоколов гулят и гудут по всей земле, точно как бы будят нас? Где носятся так очевидно призраки, там недаром носятся; где будят, там разбудят. Не умирают те обычаи, которым определено быть вечными"...

И как не хватает этих "вечных" праздников в непраздной нашей жизни!

Небольшой отрывок из «Светлого Воскресенья»

Однажды, накануне Светлого Воскресенья, он сидел за счетами в своей конторе. Святая была ранняя, было холодно и туманно, и сам Скруг часто прислушивался, как прохожие хлопали руками и топали о тротуары, чтобы согреть ноги. На башне только что пробило шесть часов, и уже становилось темно. Скруг сидел за большим столом, возле печки, и нередко приподнимался, чтобы согреться у догоравшего огня; а бедный писарь, сидевший у окна за большими конторскими книгами и не смевший сойти с места, отогревал или, скорее, обжигал свои окостенелые пальцы на перед ним сальном огарке.

— Поздравляю вас с завтрашним праздником, дядюшка! — вскрикнул вдруг веселый голос. То был его племянник.

— А! — сказал маклер.— Всё пустое,— что за праздник?

— Светлое Воскресенье пустое, дядюшка? Вы, верно, сказали не подумавши,— отвечал племянник.

— Не мое дело,— сказал Скруг.— Праздник! Да какое право ты имеешь праздновать? Разве ты так разбогател?

— Ну, а вы какое имеете право быть таким сердитым; вы разве обеднели?

На это Скруг не нашелся ничего отвечать и повторил свое: "А!"

— Будьте повеселее, дядюшка!

— Да с чего мне быть веселым? Разве с того, что живу в таком мире дураков? Празднуют праздники, когда к этим праздникам подходят все денежные расчеты, и на поверку выходит, что человек годом стал старше, а в кармане у него ни копейки не прибыло. Если бы у меня была своя воля,— продолжал он,— я бы всех вас, гуляк и празднующих шутов, повесил на одну осину.

— Дядюшка!

— Племянник!

— По крайней мере, оставьте других в покое, если сами не хотите знать никаких праздников, и даже Светлого Воскресенья!

— А много хорошего в этом праздновании, и много оно принесло тебе пользы?

@темы: Диккенс, РП, Книги, Цитаты

---

Продолжение списка

Нематериальное наслаждение

По сути, под эту рубрику можно было бы подверстать большую часть того временного периода, но я выберу отдельные моменты:

Первое место на конкурсе переводов, занятое Юлей Понедельник (и второе моё).

Осознание того, что эльфы Первой Эпохи могли праздновать Новый Год 21-го декабря.

Сцена ухода Финрода из Нарготронда, разыгранная командой соперников на викторине, и "сценка-вопрос", в процессе которой некий эльфийский умелец объяснял жене, что "народу такое искусство не нужно".

Обсуждение приложения из "Тайного пламени" Колдекотта об экранизации ВК. В частности, бурное возмущение цитатой из некоего умника, считающего фильм Джексона достойным встать в одном ряду с "Девятой симфонией" Бетховена, "Реквиемом" Моцарта и "Гамлетом" Шекспира. (Даже если б у меня не было никаких претензий к данному фильму, масштаб сравнения, имхо, всё равно малость завышен.)

Вводная лекция по квенья, из которой я узнала, что среди энтузиастов в этой области тоже имеются "пуристы", отвергающие всякую попытку реконструкции языка за пределами авторских материалов. (Я ещё не успела отойти от статьи в "Неизвестных Стругацких", автор которой отказался давать группе "Людены" черновики Стругацких на том основании, что авторы "всё сказали в опубликованном тексте". Среди любителей Толкина подобный подход малораспространён по понятным причинам.)

Сляпанная на коленке за десять минут "квента" персонажа из Второй Эпохи (на мастерской). Поскольку ограничения по времени обычно жестоко стопорят мне мозги (по этой причине от меня очень мало толку, скажем, на викторинах), я выбрала самый лёгкий путь. В результате родилась история нуменорского библиотекаря-заведующего отделом эльфийских рукописей, в отсутствие которого некий таинственный незнакомец вынес из отдела историческую редкость — манускрипт "Айнулиндалэ", чуть ли не перенесеннный через Хэлькараксе*, переживший все катаклизмы и к концу эпохи подаренный эдайн. А Юля потом объяснила, "что же это было".

* Да, я помню, что по "Лостам" эльфы книги в Исход не брали.

Совершенно безумные разговоры в пабе... вспоминается приведенный в качестве иллюстрации к обсуждению восстания декабристов спор Ринсвинда и Народной Армии, а также ссылка в части "интересных исторических подробностей" на первую русскую кругосветку и записи Крузенштерна-Резанова-Шемелина-Левенштерна-Ратманова (в плане невозможности узнать, что ж там было на самом деле).

Выяснение прямо у книжных полок "Англии" со всеми томами НОМЕ (что бывает редко) и отсутствующим в каком-либо издании "Сильмариллионом" (чего вообще не бывает), из какого именно текста Кристофер взял описание изменения Эру формы мира, в результате которого утонул Нуменор. И уже в "Книжной лавке писателей" - уточнение соответствующей цитаты из "Сильма".

Зачитывание вслух (тоже у книжных полок) особо примечательных мест из энциклопедии Д. Дэя и предисловия Муравьёва к ВК. Из последнего, например: "...а бессмертные [...] и благороднейшие эльфы, поглощенные нескончаемыми войнами с Морготом, сплошь и рядом оказываются деспотами, убийцами и вероломными злодеями. Худую службу служит им их бессмертье, невозможность оглянуться на прожитую жизнь". Или "Мрачные, зловещие и несколько однообразные саги повествуют о том, как тяготеющее над Сильмариллами двойное проклятье сгубило всех причастных к нему, да и не только их". Или загадочное "«Сильмариллиону» тоже конец, эпилог приписан к нему гораздо позже, в 20-е годы"...

Просмотр внезапно обнаружившегося в ДВК "иллюстрированного сценария" к "Санта-Хрякусу". Интересно, почему аналогичное издание для "Цвета волшебства" мне пришлось добывать через инет? Правда, оно, в отличие от этого, было большого формата и в твёрдой обложке.

Ну, и, конечно, разговоры, разговоры...

@темы: Впечатления, Жизнь, Книги, Настроения

---

Список...

обретенного за эти три дня.

материальные ценности

Книга "The Wit and Wisdom of Discworld" (сборник цитат из книг о Плоском Мире) — подаренная Юлей Понедельник. Давно хотела приобрести, но в наших магазинах не попадалась.

Зарукавье (кажется, эта штука называется так), купленное на блинкомовской ярмарке. И купленные там же диск Тэм "О нищих и безумцах", "Тампль" и "Жанна Д'Арк" (для очистки совести, поскольку всё их содержимое у меня уже было ).

"Лингвистический" значок с перечёркнутым (и заменённым на "s") "th", очаровавший меня изяществом "выражения мэсседжа".

Диск "Su.tolkien Collection-2008" с аудиокнигами и музыкой "по Толкину", выданный за второе место в конкурсе переводов.

Книга Хомякова "Светлое Воскресение", подаренная Кеменкири - переделка "Рождественской Песни" Чарльза Диккенса в русский пасхальный рассказ. Я и не подозревала, что такая штука существует!!!

Этот список мог быть длиннее, найди я лавку конвента - как я узнала из блинкомовского сообщества, она там всё-таки была, но в другом месте! А я до этого не додумалась и всё ходила кругами возле торговых столов у входа. Вот теперь гадаю, много ли потеряла. :/ Может, там и Колдекотт был?

@темы: Жизнь, Книги

---

Цитата в тему...

Ох, уж эти праздники! Почему они оставляют в нас чувство сожаления? Почему мы не можем отодвинуть их мысленно недели на две назад и с этой удобной дистанции вспоминать о былом либо со спокойным безразличием, либо с довольной улыбкой? Почему они преследуют нас, как неприятный вкус во рту после выпитого вчера вина, как неотделимые от похмелья головная боль, и вялость, и благие намерения, которые в некоем обширном царстве под землей служат материалом для мощения дорог, а на земле живут обычно не долее обеда.

Но какие это были безумные три дня, боже ж ты мой...

@настроение: смутное раскаяние, которое пробуждается в нас наутро после праздников

@темы: Жизнь, Настроения

---

Плохо...

когда день начинается с того, что просыпаешься от сна на "любимую тему". Плохо, когда всю неделю ощущаешь себя сплошным клубком нервов.

внутри непарламентская лексика

И вообще всё плохо. Ну и хрен с ним. Жизнь всяко лучше смерти, так какого чёрта?

Вываливаться в дерьме, жрать червяков, пить воду из лужи, но жить*. Не понятно зачем и для чего. Так и надо.

* Если что, это метафора. То есть ложь. Не такая большая, как справедливость и милосердие, но тоже жизненно важная.

P.S. И пятьсот рублей не деньги, в конце концов...

@темы: Жизнь, Настроения

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Зашла сегодня...

в "Книжную лавку писателей". В несколько нетривиальном месте (на верхней полке над сериями англоязычной классики, причём за дисками с аудиокнигами) обнаружила Ace'вские издания асприновских МИФов. 13-ю (где вухи нанимают Скива), которую я видела только однажды (не там) и которую подарила другу, 16-ю (где Ааз занимается артефактоискательством), которая мне раньше вообще не попадалась, и 17-ю (где Ааз и Скив "мерятся дурью"), которую (не в этом издании) мне подарил (другой) друг.

Слегка ошалев, я уже из чистого упрямства пошла к полке, где стоят писатели на букву "А"... и увидела там ЕГО. 7-ю и 8-ю историю МИФов в одной книге. Кто знает моё отношение к 8-й книге, тот поймёт. А 7-я мне, с одной стороны, нравится манерой повествования, а с другой... в конце концов, именно там заваривается каша, которую приходится расхлёбывать в восьмой. Чтобы понять, от чего бежал Ааз на Извр, надо увидеть Скива таким, каким он предстает в "рассказе Ааза".

Это я никому не отдам. =) А ещё там была 9-я и 10-я история в одной книге, но у меня уже не было денег.

@темы: Asprin, Книги

---

Разно-пратчеттовское

Настроение... странное. "А душе хочется чего-то другого — светлого, большого". (с)

Если это следствие пересмотра "Санта-Хрякуса" (например, сцены травли кабана и восходящего солнца), значит, мои реакции на книги/фильмы ещё более безумны, чем мне казалось до сих пор. Толкин, скажем, у меня такой тоски по... чему-то другому не вызывал.

Задала вопрос про передачу фамилии Стиббонса как «Тупс» в пратчетт.ру. Коллективный разум сошёлся на том, что это очередной "взятый с потолка" изыск переводчика:

Про Пондерса я уже не говорю. Он начинает как нерд-ботан в "Движущихся картинках"... Поэтому в Эксмо решили, что его можно назвать с намеком на то, что он тупой тугодум.

И вот что им делать теперь — когда Пондерс блещет, чтоб не сказать больше, в последних книгах, где упоминается НУ?

Вот, между прочим, одно из описаний "раннего" Пондера ("Дамы и господа"):

От жизни он хотел только одного: провести следующие сто лет в Университете, сытно и часто питаться, а между приемами пищи никаких лишних движений не совершать. Это был пухлый молодой человек с живым лицом – причем такое живет обычно где-нибудь под камнем. Все постоянно твердили Тупсу, что с его жизнью нужно что-то делать, а он и не возражал. Он твердо решил сделать из нее кровать.

Трудно поверить, что именно на этого молодого волшебника, постоянно шпыняемого старшим составом, к началу "Незримых академиков" по принципу "охочей лошадки" навалят столько нужной работы (которую никто больше не хочет делать), что в результате он получит в свои руки реальную власть. Похоже, будущее Университета в надёжных руках.

Это к вопросу об "естественной человечности", берущейся непонятно откуда. В которую входит и жажда познания, и стремление к творческому труду, и ответственность за других.

В русском дубляже "Санта-Хрякуса", кстати, его зовут Думмингом, но мистером Стивенсом (мне слышится именно так, по крайней мере).

Зацепили сказанные в "Санта-Хрякусе" слова Чай-Чая: "Если б я был вором, то таким, который крадёт огонь у богов". И ответ Сьюзен: "Огонь у нас уже есть".

Так всё-таки эта "кража имущества у законных владельцев", ставшая "первым официально зарегистрированным геройским деянием", не только доказательство того, что "если вы – герой, вам все сойдет с рук, потому что никто не будет задавать неудобные вопросы"? Тем паче, что "плоскомирному Прометею" с рук ничего не сошло...

— Гм, да. Думаю начать с легенды о том, как Мазда украл огонь для всего человечества.
— Прекрасно, — одобрил Коэн.
— А потом в нескольких стихах рассказать, что боги с ним за это сделали, — продолжил менестрель, натягивая струну.
— С ним? Боги? — переспросил Коэн. — Да они бессмертным его сделали!
— Э-э... Да. В некотором смысле.
— Что ты имеешь в виду?
— Коэн, это классическая мифология, — сказал менестрель. — Я думал, все знают. Они навечно приковали его к скале, и каждый день прилетает орел, чтобы клевать ему печень.
— Правда?
— Об этом говорится почти во всех классических текстах.
— Читатель из меня никудышный, — пожал плечами Коэн. — Приковали к скале, говоришь? Это за первое-то преступление? И он еще там?
— Коэн, вечность пока не кончилась.
— Ну и здоровенная у него печень, наверное!
— Согласно легенде, каждую ночь она вырастает вновь, — пояснил менестрель.
— Жаль, мои почки так не поступают, — сказал Коэн и посмотрел на далекие облака, которые закрывали вершину горы. — Он подарил всем огонь, а боги с ним такое сотворили. Ну, ладно... Посмотрим, что тут можно сделать.

А с другой стороны... так "естественное человеческое желание делать то, что запрещено, — просто потому, что это запрещено", ведшее (в качестве одной из причин) Серебряную Орду на Кори Челести, желание выйти за границы возможного и расширить свои горизонты — это то, что роднит Орду (да, в каком-то смысле, и Леонарда, и даже капитана Кэррота) с Чай-Чаем?

Вспоминается, как кто-то из поклонников Чай-Чая спрашивал: "Неужели вы не улыбались, когда он отвечал 'Only as a hobby, sir' (в ответ на вопрос, действительно ли он обдумывал убийство Санта-Хрякуса)?" Я не улыбалась. На мой взгляд, Чай-Чай жуток, а не смешон. И, кстати, практически теми же словами отвечает Леонард на вопрос, действительно ли он разработал устройство, способное уничтожить вражеский флот. Только вот Леонард не стал его строить — потому что оно могло бы попасть не в те руки. И Орда отказывается от своего замысла, поняв, чем он грозит человечеству.

Наверное, в этом и вся разница? В том, чтобы, преступая границы возможного и нарушая внешние запреты, не преступать своих собственных запретов? И в том, чтобы (в отличие от господина Чай-Чая) не относиться к людям как к вещам? Кажется, именно это называла "единственным грехом" Матушка Ветровоск...

P.S. Интересно, как выворачивается наизнанку в "Санта-Хрякусе" обычай солярного праздника — чтобы солнце взошло, надо не загнать зверя. И королёк (девочка со спичками) тоже остается жив.

Кстати, Пратчетт там... хмм... обыгрывает (не сказать ещё хужей) не только "Девочку со спичками", но и "Короля Wenceslas".

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Впечатления, Экранизации

---

Пересмотрела...

"Санта-Хрякуса". Всё-таки вся эта «готика» не для моих нервов. А "уравновешивающих" сцен "обычной, нормальной жизни" (Незримого Университета, например, Шноббса в магазине или Перепоя) маловато по сравнению с книгой, имхо.

И к вопросу о параллелях

И к вопросу о параллелях...

Подняв воротник балахона, Чудакулли вышел на снег. В окнах факультета высокоэнергетической магии горел свет.

– Ну, не знаю, не знаю… – пробормотал аркканцлер. – Ночь перед страшдеством, а они ещё работают. Это ненормально. Страшдество ведь… Вот когда я был студентом, к этому времени я уже успевал дважды протрезветь…

На самом деле Думминг Тупс и его группа студентов-исследователей подготовились к встрече страшдества. Они украсили Гекс веточками остролиста, а на большой стеклянный купол, под которым находился главный муравейник, надели бумажную шляпу.

Хотя, конечно, волшебники и студенты жили в том же здании, а празднество начиналось только в полночь... так что это не то же самое. А на Страшдественском Пире Стиббонс присутствовал.

И да, устройство устного ввода Гексу приделали только в "Санта-Хрякусе".

– Интересно, о чем он будет разговаривать с машиной? – мрачно сказал Чудакулли. – У этой штуки и ушей-то нет.

– На самом деле мы сделали одно ухо, – возразил Думминг. <...> – Гекс может слышать все, что ты ему говоришь.

– Интересно. Значит, не надо пробивать дырки в картонках и нажимать на клавиши, чем вы тут постоянно занимаетесь?

@темы: Пратчетт, Экранизации, Цитаты

---

Ко вчерашнему...

С утра сходила к зубному. Вроде жить буду.

Нашла на ютубе сцены с Гексом из «Санта-Хрякуса»:

http://www.youtube.com/watch?v=qN3tLnlixkY

Интересно, зачем Гексу клавиатура, если он "понимает, что ему говорят"? Или клавиатуру приделали раньше?

Да, и в кадрах мелькает Пондер Стиббонс, само собой.

@темы: Пратчетт, Жизнь, Экранизации

---

Ни в какое кино...

я, разумеется не пошла. Потому что выпала мне очередная подлянка. :/ Какая, писать не буду, потому что не хочется обсуждать. Напишу завтра, чем кончилось.

Внезапно осознала, что совершенно не помню, как выглядел Пондер Стиббонс в экранизации "Санта-Хрякуса". Полазила по сети, нашла две картинки:



и



Для сравнения, в "Последнем герое" он выглядит так:



Даже потянуло найти где-нибудь и пересмотреть "Санта-Хрякуса" — ради Пондера. Притом, что в первый раз я его смотрела ради Чай-Чая и той сцены с девочкой.

@темы: Пратчетт, Жизнь, Экранизации, Настроения

---

Всякое разное

Самочувствие

Организм отреагировал на чувство постоянного цейтнота ("Аааа, надо срочно делать то, то, то, а вот это вообще ещё в прошлом году было надо!") закономерной подлянкой. На этот раз (позавчера) кровь носом пошла на работе, аккурат в конец первой смены (я должна была работать во вторую). Напарница и новое начальство, перепугавшись, отправили меня домой пораньше. :/ Главное, пойди она на 10 минут позже, никто б и не узнал.

Да, я ощущала некоторую общую слабость (хотя с месяц назад, когда болело горло, было куда хуже), да, я залезала на стремянки, чтобы снимать с полок комплекты журналов, предназначенные к сдаче, да я перемещала с одних полок на другие диссертации, представленные к защите, потому что они перестали влезать на отведенное им место. "Печати на книжки, книжки на полки", это и есть работа библиотекаря, разве нет? Так какого рожна ему надо, собственно?

В очередной раз убедилась, что щербаковский альбом "Целое лето" прекрасно слушается в "предболезненном" состоянии (так же, как "Ложный шаг" — в состоянии душевной хандры)... "Надпись", например, просто создана для того, чтобы накладываться на ощущения от повышающейся температуры.

Была вчера в книжном магазине. Видела "The Legend of Sigurd and Gudrún" за 800 рублей. При этом "Крутой маршрут" Гинзбург стоил 750 р, а "Слово и Дело" Пикуля в 2-х томах (в мягкой обложке) — за 900 р. (Выборка была не случайной. ) Да, я понимаю, что они толстые, но всё-таки...

А ещё видела сборничек Честертона с пьесой "Колдун". Надо хоть посмотреть, что это такое...

"Рождественская история" с Дж. Кэрри вышла на экраны. Я для такого случая даже не поленилась бы в кино сходить, но ведь наверняка ж фигню сделали. :/ А у меня ещё до сих пор один мультфильм и мюзикл по "Рождественской песни" не смотрены. В газетной заметке, кстати, упоминалось, что это 71-я экранизация.

@настроение: И пусть Мрачный Жнец подождёт

@темы: Жизнь, Экранизации, Книги, Настроения

---

Упс...

а я так и не подала заявку на толкиновский семинар, оказывается. А оно до 15-го ноября.

(голосом героя приключенческого романа) "Это судьба". (с)

@темы: Жизнь, Настроения

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

К вопросу о...

Гусманов И. Г. "Греческая мифология. Боги". Учебное пособие для школьников старших классов, бакалавров и студентов негуманитарных специальностей.

Вопросы к текстам:

Как вы думаете, почему Аполлон был несчастлив в любви и дружбе?

Как вы думаете, если бы Марсий играл не на флейте, а, например, на лире или кифаре, мог бы он победить Аполлона?

Это к вопросу о "дурацких вопросах", да.

@темы: Вопросы, Книги