Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Интересно...

наткнулась на перевод субтитров к "Дежа Кью".

Реплика Пикара "It goes against my better judgement" переведена как "Бросить его - было бы пойти против всех моих суждений". (И в переводе СТС то же самое: "Я не могу его бросить".) Кью с ним, с русским языком... но ведь в оригинале смысл прямо противоположный, не? Пикар, прежде чем отдать приказ вернуть Кью обратно, признает, что предпочёл бы этого не делать... И учитывая его моральную дилемму (спасение планеты против одной жизни отнюдь не невинного человека), это признание вполне понятно.

Может, переводчиков ввёл в заблуждение тот факт, что будь на месте Кью кто-нибудь другой, Пикар наверняка сказал бы именно так, как в переводе? Ничего, что после приказа телепортировать Кью на корабль, Пикар "объясняет" Райкеру свой поступок словами "It is perfectly good shuttlecraft"?

@темы: Star Trek, Переводы

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ну и ночка...

массаракш-и-массаракш!

Спала я два с половиной часа, простуда, вроде бы начавшая спадать, снова обострилась... и мысли крутятся вокруг не самого "духоподымающего" предмета.

Зато я завела себе пратчеттовскую аватарку.

@темы: Пратчетт, Жизнь, Настроения

---

Я. Ненавижу. Рёв ветра за окном.

@темы: Жизнь, Настроения

---

Прочитала...

"Последний континент" и "Последний герой".

Почти сразу вспомнила, что "Последний континент" я уже читала раньше... и тогда он тоже не произвёл на меня особого впечатления.

Лишнее подтверждение тому, что Ринсвинд органически не терпит абстрактных идей, ради которых надо пойти и влипнуть в очередное приключение или "приказов сверху"...

— От судьбы не убежишь, друг.

Возражать Ринсвинд не стал.

— Придется тебе с этим разобраться, — продолжал Скрябби. — Ведь причина — это ты.

— Я?! Но это со мной вечно что-то происходит, а не наоборот!
[...]
— А ты не замечаешь, что своими попытками удрать ты каждый раз только осложняешь ситуацию?

— Да, но от любой ситуации, какой бы сложной она ни была, можно убежать, — возразил Ринсвинд. — В этом и заключена красота системы. Умираешь ты раз и навсегда, а убегать можно вечно.

— А ты не слышал другого изречения: трус умирает тысячу раз, а герой — только однажды?

— Зато его «однажды» смертельнее!

— И не стыдно тебе?

— Нет.

Но зато он очень плохо переносит, когда на него смотрят с надеждой...

Изнывающие от жажды овцы с надеждой таращились на него.

— Послушайте… Не стоит так на меня смотреть, — пробормотал он. — Я волшебник, а волшебники не обязаны разбираться в механизмах.

«В механизмах — нет, но в магии обязаны», — осуждающе произнес кто-то у него в голове.

— Ладно, взгляну, может, там что разболталось. Или разболталось что-то. Одно из двух, — уступил он.

Или

Выпрямившись, Ринсвинд обнаружил, что со всех сторон окружен овцами. Они скорбно таращились то на Ринсвинда, то на влажную глубину.

— И нечего на меня так смотреть, — сказал он. Но они не обратили на его слова никакого внимания и продолжали смотреть.

— Я ни в чем не виноват, — пробормотал Ринсвинд. — И мне плевать, что там болтают разные кенгуру. Я тут вообще проездом. Да поймите же наконец, ПОГОДА от меня не зависит!

Овцы все смотрели, и наконец он сломался. Практически любой человек сломается раньше овцы. В овце почти нечему ломаться.

— Черт с вами, может, удастся соорудить что-нибудь вроде блока с ведрами, — сказал он.

Или можно вспомнить, как он кричал в "Интересных временах", убегая с поля боя: "И хватит на меня так смотреть!" Вроде бы Сундуку... но, мне кажется, он всё ещё мысленно видел, как на него смотрят повстанцы.

А вот в "Последнем герое" Ринсвинд наконец сдался на милость судьбы... даже раньше, чем она начала предъявлять свои требования.

Пошатываясь, в комнату вошел волшебник по имени Ринсвинд, бледный, как полотно, и остановился у стола.

— Я не хочу быть добровольцем в этом мероприятии, — сказал он.

— Прошу прощения? — сказал Ветинари.

— Я не хочу быть добровольцем, сэр.

— Вас никто и не просит.

Ринсвинд замахал слабыми пальцами.

— О, они будут, сэр, они будут. Кто-нибудь скажет: эй, это же дружище Ринсвинд, он такой безрассудный, знаком с Ордой, Коэну он нравится, он знает все о безжалостной и необычной географии, да у него работа такая, влипать в такие переделки, — он вздохнул. — А потом я убегу, или, может, спрячусь в ящик, который все равно в итоге загрузят на эту летательную машину.

— Серьезно?

— Может быть, сэр. Или произойдет цепь непредвиденных событий, которая закончится чем-то вроде этого. Поверьте мне, сэр. Я знаю, по каким правилам протекает моя жизнь. Так что я подумал, что лучше я не буду заниматься всеми этими утомительными вещами, а приду сразу к вам и скажу, что не хочу быть добровольцем.

— Кажется, где-то вы пропустили какой-то логический шаг, — ответил патриций.

— Нет, сэр. Все очень просто. Я поступаю добровольцем. Я просто не хочу этого. Но, в конце концов, когда это хоть кого-то волновало?

— А в этом есть здравый смысл, — сказал Чудакулли. — Кажется, он способен выбраться живым из любой…

— Видите? — Ринсвинд вымученно улыбнулся Ветинари. — Я давно живу своей жизнью. Я знаю, как это работает.

Но если в "Последнем континенте" Ринсвинд действительно спасает мир (или его часть), то в "Последнем герое" его роль практически номинальна...

Интересно перекликаются две фразы из этих книг:

— И где, хотелось бы знать, был ты, пока мы тут спасали мир? — осведомился Чудакулли.

и

Это совершенно нормально — тот, кто спасает мир от неминуемой гибели, никогда не получает должной награды, потому что раз уж неминуемая гибель прошла стороной, люди сразу перестают понимать, насколько неминуемой она была. Поэтому все сразу становятся очень жадными, как только речь заходит о чем-нибудь более материальном, нежели слова благодарности.

И, конечно, вспоминается история с памятником Ринсвинду и тот разговор о праве на шляпу...

Или в том же "Последнем герое" (когда экипаж находится в смертельной опасности):

— Этот Ринсвинд хороший волшебник, — сказал Профессор Беспредметных Высказываний. — Но особенно умен, но, знаете, мне никогда не нравились умники. Они переоценивают свои возможности, по моему.

Глаза Думминга налились кровью.

— Может, стоит повесить где-нибудь в Университете табличку с его именем, — сказал Чудакулли. — Такую, поскромнее.

— Джентльмены, вы не забыли? — спросил лорд Ветинари. — Скоро может не быть Университета.

— А. Ну, значит, сэкономим.

Ещё несколько примечательных цитат из ПГ:

— Ты как, э, вообще ты как, религиозен? — спросил Ринсвинд, глядя на облака за окном.

— Я верю, что все религии несут в себе частичку извечной истины, да, — сказал Моркоу.

— Удобная точка зрения, — сказал Ринсвинд. — Может, ты еще легко отделаешься.

А это о патриции Анк-Морпорка, типичном государе по Макиавелли...

Лорд Ветинари смотрел на чары, возвышающиеся над кабиной. Она скользила в воздухе: мир, очерченый пылающими линиями, и, падающая с одного сверкающего края тонкая изогнутая линия. Пока он смотрел на нее, она несколько удлиннилась.

— Они не могут повернуть назад? — спросил он.

— Нет, сэр. Это совсем не то, что обычно.

— Пускай тогда просто выкинут Библиотекаря вон.

Волшебники были в шоке.

— Что вы, сэр, — сказал Думминг. — Это же убийство, сэр.

— Да, но они могут спасти мир. Одно человекообразное погибает, один мир выживает. You do not need to be a rocket wizard to work that out, surely?

— Но вы не можете предложить им такое решение, сэр!

— Правда? Я принимаю такие решения каждый день, — сказал лорд Ветинари. — О, очень хорошо. Чего им не достает?

— Воздуха и драконьей тяги, сэр.

— Если они расчленят орангутана и скормят драконам, разве это не убьет двух зайцев одним выстрелом?

Внезапное похолодание показало Ветинари, что он снова не добился взаимопонимания с публикой. Он вздохнул.

Ну, и конечно...

— Надо придумать подымающий дух лозунг, — сказал Моркоу. — Волшебники, кажется, в этом понимают, да?

— Как тебе Morituri Nolumus Mori? Звучит очень уместно, - угрюмо ответил Ринсвинд.

Моркоу пошевелил губами, разбирая предложение.

— Мы, идущие на смерть… — сказал он. — Но дальше я не понял.

— Очень подымает дух, — заметил Ринсвинд. — Идёт прямо из сердца.

— Отлично. Большущее спасибо. Я займусь им прямо сейчас, — сказал Моркоу.

и

— А что это у вас на значке, капитан Моркоу?

— Девиз миссии, сэр, — бодро сказал Моркоу. — Morituri Nolumus Mori. Это Ринсвинд предложил.

— Я почему-то так и подумал, — сказал лорд Ветинари, неприветливо посмотрев на волшебника. — Может, вы могли бы сказать нам примерный перевод, господин Ринсвинд?

— Эм… — Ринсвинд смутился, но выхода не было. — Эм… грубо говоря, это значит «Мы, идущие на смерть, не хотим умирать», сэр.

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Цитаты

---

И ещё немного о...

В одном жутковатеньком мультфильме под названием "Сова" (по рассказу В. Бианки) мыши (подчёркиваю - мыши! Не крысы... ), которых перестала ловить сова, торжествующе поют следующую песню:

Кто бывал разумным трусом - тот умеет побеждать.
Важно спрятаться получше и опасность переждать.
Под кустами отсидеться, если схватка горяча,
Утомить врага погоней, задавая стрекача.
Если вовремя отступишь или попросту сбежишь,-
То когда-нибудь кого-нибудь, возможно, победишь!

Не в этом ли мораль истории Ринсвинда в "Интересных временах"? (Потому как мораль "если боги выбрали тебя пешкой (или фигурой) в своей игре, ты всё равно сделаешь то, что им надо, как ни старайся этого избежать" мне слишком уж не по душе...) В том, что помимо горстки "отважных безумцев" и "профессиональных героев" для победы "великого дела" неплохо ещё иметь в запасе разумного человека с хорошо развитым инстинктом самосохранения? Желательно, конечно, из тех, кому улыбается кто-то наверху...

Из тех же "Интересных времен":

– Все вы упускаете самое главное. Он остается в живых, в этом-то все и дело. Вы же сами рассказывали мне про его приключения – и после такого он все еще жив?!

– Зато он с головы до ног в шрамах.

– Именно к этому я и веду, декан. Но заметь, большая их часть располагается на спине.

=)) Сразу вспоминается традиционный способ определения того, доблестно ли пал воин в битве — по тому, где находится рана...

Ирония в том, что по крайней мере часть этих шрамов была получена в бою лицом к лицу. Когда Ринсвинд сражался с тварью-Траймоном в "Безумной звезде":

Ринсвинд нырнул в сторону и крутнулся вбок, сжав обе руки в кулак, который ударил противника в живот или, возможно, в грудь, завершив свой путь удовлетворительным хрустом хитина.
[...]
Звериные и птичьи когти оставляли у него на спине раскаленные добела полосы. Что-то укусило его в плечо, но он нащупал среди волос и чешуи скопление мягких трубок и сжал их что было сил.

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Книги

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Да...

это к вопросу о лазании на галеры.

Утомившись душой после активного чтения-перечитывания Пратчетта, обсуждений жемчужного ожерелья и споров о мотивированности нравственности, решила сходить на 11-й фильм "Стар Трека". По прибытии в кинотеатр командно было решено посмотреть потом ещё и "Росомаху".

Ну что тут сказать? Лучше бы я продолжала читать Пратчетта...

@темы: Star Trek, Фильмы, Настроения

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

О новой версии "Семнадцати мгновений"...

"Повапленное" Дм. Быкова

"Повапленное" Дм. Быкова

Мы в новом мире очутились. В нем полноправно правит цвет. Раскрашенный Исаев-Штирлиц спасает крашеную Кэт. Страна, от старца до плейбоя, глядит, махнув на все рукой: какое небо голубое! А Мюллер розовый какой! А краски — словно от Диснея! Герой предстал во всей красе и врет, нимало не краснея: в разведке так умеют все. Эффект покуда не изучен. Какие планы, Боже мой! Давайте Чаплина озвучим, а то ведь бегает немой… Зачем смотреть благоговейно на купола-колокола из кинофрески Эйзенштейна? Покрасить их, и все дела! Желаем зрителю добра ведь: чего он пялится во мрак? И, кстати, Грозного поправить, а то одет незнамо как. Пускай его причешет Зверев, российской моды ветеран, и зритель купится, поверив, что Грозный стильный был тиран. Увы, краситель сериала забыл (его ли в том вина?), что фильм Лиознова снимала уже в цветные времена. Мы упустили между делом, маркетингом увлечены, что он задуман черно-белым, каким был мир в конце войны: там многоцветие не в моде, лубочных красок не видать… И коммунисты даже вроде хотят на это в суд подать — но не получат перевеса. Родная партия, прости: навряд ли на пути прогресса барьер возможно возвести. Тут поле мощное такое, что дела хватит на века: к примеру, есть «Каприччос» Гойи — их не покрасили пока; расцветим в будущем для пробы, не опасаючись суда, офорты Рембрандта? Еще бы! Гравюры Дюрера? О да! Кто пожелает нос расквасить, трудясь на новом рубеже? Гораздо проще перекрасить то, что имеется уже. И что мы скромничаем, братья, свой имидж втаптывая в грязь? Детей любимое занятье — игра полезная «Раскрась». Раз в десять лет, по зову сердца, мы перекрашиваем всласть былые доблести и зверства из черной — в розовую масть, давно устав дивить планету, устав искать благую весть… Раз ничего другого нету — давайте красить то, что есть. С одной догадкой нету сладу — пусть я за это огребу: мы все давно — лет тридцать кряду — живем в повапленном гробу. На нем, как прежде, надпись «Russian», внутри отделка из Европ, он лакирован, он подкрашен, в нем нефть и газ, но это гроб. Соседи пялят без опаски глаза бесстыжие свои. На нем лежат различной краски несовместимые слои: он черным был и краснокожим, он примерял защитный цвет… Его мы только красить можем, но переделать — нет и нет. Страна моя! Я твой поклонник. Но почему передо мной лежит накрашенный покойник, моей зовущийся страной?! Отсюда, верно, наша злоба, скопившаяся в тайниках, — что из повапленного гроба нам всем не вылезти никак. Раскрашен фильм, озвучен Чаплин, родная нефть идет в трубу, престол незыблем, гроб поваплен, и в нем стабильно, как в гробу... А впрочем, есть у этой меры резон, придуманный давно: коль все вокруг настолько серы — пусть краски будут хоть в кино. Я был ребенком оробелым, но суть вещей открылась мне: был телевизор черно-белым, а мир вокруг — цветным вполне. Отчизна, выцветшая снова, в который раз за тыщу лет! Лови хоть Штирлица цветного, раз ничего цветного нет. (с)

@темы: Цитаты

---

Я человек упрямый...

Пришло в голову после прочтения "Интересных времен".

О Незримом Университете

Ну, что Незримый Университет — гадюшник не хужее (а то и "лучше") Анк-Монпорка, было ясно с самого начала... но такого запредельного цинизма и бесстыдства я всё-таки не ожидала.

— И поскольку ты не сдал ни одного экзамена и не совершил, – тут Чудакулли слегка приподнял брови, – повторюсь, не совершил никакого великого деяния во славу волшебного дела, я, как это ни печально, вынужден приказать слугобразам взять веревку и…

– Э-э… Насколько помнится, я вроде бы пару раз спас мир. Это как-то свидетельствует в мою пользу?

– А кто-нибудь из Университета был тому свидетелем?

– Нет, пожалуй что, нет.

Чудакулли опять покачал головой.

– В таком случае это не считается. Очень печально, потому что, если бы ты совершил великое деяние во славу волшебного дела, я бы с радостью оставил тебе твою шляпу – а заодно, разумеется, и то, на чем ее обычно носят.

Естественно, никто из Университета "не был тому свидетелем"!

Потому что в первый раз волшебники, освобождённые из-под замка Ринсвиндом и потащившие его с собой:

– Ты пойдешь с нами, – возразил Пантер.

– Но я ведь не настоящий волшебник. Вы сами вышвырнули меня из Университета.

– Да, никогда не видел менее способного студента, – согласился старый волшебник, – но ты здесь, и это единственная квалификация, которая тебе нужна. Пошли.

когда Траймон прочёл Заклинания, развернулись на 180 градусов и решили "подняться и поздравить победителя", ведь "Главное – это достигнуть желаемого. А не то, как ты его достиг" — за что и поплатились.

А во второй раз просто разбежались в разные стороны, оставив Койна сражаться с посохом одного... как же они могли видеть, что Ринсвинд бросился ему на помощь?!

И после того, как всё было кончено:

А вообще, вся эта история вызывала у волшебников огромное смущение — так всегда бывает с людьми, которые внезапно обнаруживают, что выступали не на той стороне, то есть на той, которая проиграла. Просто удивительно, сколько членов старшего преподавательского состава утверждали теперь с пеной у рта, что в данный период они были больны, навещали свою тетушку или занимались исследованиями за закрытой дверью, громко напевая при этом, вследствие чего не имели ни малейшего представления, что происходит снаружи. Одно время поговаривали, что Ринсвинду следовало бы поставить памятник, но по причине той любопытной алхимии, которая обычно действует в подобных щекотливых вопросах, памятник очень быстро превратился в мемориальную доску, затем — в иконографию на университетской Доске Почета и, наконец, в выговор за появление на рабочем месте в неподобающей форме одежды.

Я уж не говорю про их радость в "Эрике" оттого, что Ринсвинд не сможет вернуться...

И после этого у аркканцлера хватает наглости заикаться о том, что "свидетелей не было"!

Чес-слово, создаётся впечатление, что у Ринсвинда кое-какие проблески совести остались исключительно потому, что он был никудышным волшебником и ему не пришлось "вписываться в систему"!

@темы: Рассуждения, Пратчетт

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Интересная перекличка...

поняла, что именно мне напомнила реакция Ринсвинда на исход эксперимента с "социальной динамикой" из "Интересных времен". Кое-какие реакции Ааза в нищем измерении из 16-й книги МИФов.

Реакция выходца из общества, ориентированного на выживание (где "приходится бежать со всех сил, чтобы только остаться на том же месте"), попавшего в общество, где находящиеся на дне принимают свое положение как должное и даже подумать не могут о сопротивлении.

Разница в том, что если Ааз достаточно близок к верху социальной лестницы, чтобы ощущать от этого неловкость, то Ринсвинд и сам находится на дне.

Rincewind had always been on the bottom of the social heap. It didn’t matter what size heap it was. The top got higher or lower, but the bottom was always in the same place. But at least it was an Ankh-Morpork heap.

Очень примечательно, что представляя подобную ситуацию в Морпорке, Ринсвинд думает о том, как отреагировал бы на его требование "средний морпоркец", а не о том, как отреагировал бы он сам. Разумеется, безоружного он послал бы подальше... а от вооружённого хотя бы попытался бы убежать. "Даже крысы дерутся, когда их загоняют в угол". Естественно, ему не хотелось представлять, какими методами можно довести человека до состояния, когда он по первому требованию отдаёт всё, что у него есть, другому человеку (потому что тот едет верхом) — и при этом даже не смотрит ему в глаза! На той же аудиенции с патрицием Ринсвинд хотя бы думал о побеге... Даже если (почти) не возражал против ложных обвинений* и не заикался про возврат денег.

* Хотя "кража" у Двацветка (или более правильно назвать это мошенничеством с обманом доверия?) действительно имела место, то обвинение в использовании фальшивых денег и краже лошади были явно несправедливыми.

Это к вопросу о Ринсвинде-непротивленце...

О другом

Встретилась мысль, что Ринсвинд на самом деле никакой не волшебник (он и под созвездиями не теми родился!), а просто обычный человек, обчитавшийся в детстве сказок и вообразивший себя волшебником. Который просто не может посмотреть правде в глаза и признать, что он не волшебник...

Очевидный аргумент против — Ринсвинд видит октарин. И гоняется за ним Смерть собственной персоной, а не кто-то из его подручных... что является отличительным признаком всех волшебников, даже неудавшихся.

Другой аргумент — Ринсвинд вряд ли читал в детстве сказки... в отличие от Двацветка. По крайней мере, вряд ли он реагировал на них подобным образом. Особенно если учесть, что, учась в Университете, он тем не менее "не доверял магии" и мечтал о лучшем способе взаимодействия с миром...

И, пожалуй, самый главный для меня довод — мне не хочется в это верить. Потому что это было бы слишком жестоко... Если уж сознание того, что он волшебник, погнало "зацикленного на самосохранении" Ринсвинда в безнадёжный бой с чудесником... И если угроза изгнания из Университета заставила его ввязаться в очередную авантюру... Жизнь Ринсвинда и так достаточно ужасна (как на непредвзятый взгляд, так и на его собственный), без того, чтобы то, что Ринсвинд считает её смыслом, оказалось иллюзией.

I don't think you understand. A wizard isn't what you do, it's what you are. If I wasn't a wizard, I wouldn't be anything.

Дисклаймер

Да, я буду упорно писать посты по Пратчетту, пока наконец их кто-нибудь не откомментит. =) "Так что в ваших интересах..." (с)

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Asprin, Книги

---

Прочитала "Интересные времена"...

грустно.

Почему грустно

Грустно оттого, что место свободного (относительно свободного ) выбора заняло исполнение предначертания орудием Рока. (Ну, не конкретно Рока, как мы знаем, но это не суть важно.) А тот выбор, который Ринсвинд сделал... ну, разумеется, будучи Ринсвиндом, он не мог выбрать иначе. Остаться сражаться в безнадёжном бою за "великое дело", в которое он даже не верил? (Тем паче, что "в процессе" цели этого дела несколько сместились в сторону — от Народного Комитета к поддержке нового императора.)

На самом деле, как Ринсвинд предельно откровенно объяснил в одном небольшом монологе, он не стал бы этого делать ни ради какого "великого дела"...

– Но ведь есть великие дела, за которые стоит отдать жизнь, – возразила Бабочка.

– Нет, нет таких дел! Потому что жизнь у тебя только одна, а великих дел как собак нерезаных!

– О боги, да как же можно жить с такой философией?

Ринсвинд набрал в грудь побольше воздуха.

– Долго!

Впрочем, ради справедливости стоит отметить, что у этого разговора было продолжение:

– Нельзя сражаться за дело! Дело нельзя пощупать!

– Значит, мы сражаемся за крестьян, – ответила Бабочка.

И в ответ на это заявление Ринсвинд уже не заикается про "одну жизнь", а спорит лишь с разумностью "генеральной индеи".

Хотя, учитывая его вполне естественную человеческую реакцию на безропотную покорность крестьян Агатовой Империи, можно было бы предположить, что он отнесётся к этой идее более сочувственно... но, возможно, именно из-за своей трусливой пораженческой натуры он понимал то, чего не могли понять отважные повстанцы — что невозможно заставить человека подняться с колен. Можно отменить бухания на колени головой в землю (что и сделал новый император), но излечить то, что сделала Империя с душами своих подданных...

В этом контексте несколько забавно смотрится "морпорская гордость" Ринсвинда, с его "В Анк-Морпорке никто никому не кланяется" и т.п. Особенно если вспомнить его разговор с патрицием из "Цвета волшебства"... так ли уж велика разница между правителем Анк-Морпорка и императором Агатовой Империи?

По морю его памяти проплыл образ анк-морпоркского патриция. Один человек, один голос. Ну да. – Я его встречал. Того самого, у которого этот голос. Только…

И то, что Народная Армия рассчитывала на него, как на Великого Волшебника, в то время как он прекрасно сознавал, что ничем не может им помочь, только делало выбор ещё более очевидным.

Но всё же... грустно, что среди тех, кому Ринсвинд в отчаянии кричал:

Что вы на меня так уставились? Ну при чем тут я?! У меня и без того дел по горло! А все это меня не касается!

был Двацветок.

И когда потом они встречаются снова, в их обмене хорошими новостями, вопросами "Ты помнишь?" и разговорами о семейных делах как будто чего-то недостает... или мне так кажется по контрасту с экранизацией? Ведь в конце той же "Безумной звезды" создаётся впечатление, что Ринсвинд больше привязан к Двацветку, чем тот к нему. Возможно, конечно, это из-за его спокойной и неизменной доброжелательности... или просто потому, что мы находимся в POV Ринсвинда.

Так что, может быть, для Двацветка, который видит вещи такими, какими они должны быть, ничего и не случилось — просто старый добрый Ринсвинд вёл себя как всегда... "начал за упокой, кончил за здравие". Но для Ринсвинда... такое ощущение, что что-то всё-таки сломалось. Может быть, когда он бормотал "Я не так уж хорошо с ним знаком. Ну да, пару раз он спас мне жизнь – но я что, должен погибнуть в страшных мучениях только потому, что он не умеет считать? И хватит на меня так смотреть!" Или когда твердил себе "Я сделал все, что мог. И теперь мне все равно. Я больше не желаю иметь с происходящим ничего общего. Не понимаю, и чего все норовят положиться на меня. На меня нельзя полагаться. Даже я сам не могу на себя положиться, и это вам не кто-то – это я!", упорно отказываясь меняться под взглядом Двацветка, который видел в Ринсвинде Великого Волшебника... Или, может быть, когда он побежал от тех, кто смотрел на него с надеждой — хотя мог бы просто уйти?

Всё же меня не оставляет ощущение, что для Ринсвинда что-то могло бы измениться, если б он услышал слова Коэна: "Ринсвинд, конечно, хорек, но он наш хорек"... Или если бы увидел Двацветка, с оружием в руках бросающему вызов лорду Хону, потому что кто-то должен выступить против него, "а то, что с этим человеком произойдет, не имеет значения"... не ищущего приключений туриста, который лез с мечом на башню Университета, а раненного в сердце "маленького человека", чьё добродушие впервые в жизни сменяет праведный гнев.

Интересно, что Двацветок делает это только после того, как Ринсвинд оказывается в безопасности... И освободить его самостоятельно он не пытается — потому что трезво оценивает свои силы? Или по какой-то другой причине?

Но он этого не видел... жаль.

О связи с первыми книгами

Получило полное объяснение второе письмо к патрицию Анк-Морпорка.

И ещё, похоже, объяснилась одна фраза Двацветка из "Цвета волшебства", несколько выбивающаяся из его обычного стиля. Сказанное в ответ на "Я предпочёл бы скорее быть рабом, чем трупом" Ринсвинда — "Нет ничего хуже рабства". Для смотрящего на мир сквозь розовые очки и умеющего во всём находить хорошие стороны, пожалуй, слишком мрачно и безапелляционно... но, глядя на крестьян Агатовой Империи, понимаешь, почему Двацветок считает именно так.

А что касается некоторых подробностей личной жизни Двацветка... не верится мне в это. Ринсвинд мог и не услышать, да... возможно, спасался от очередной опасности, да и в общем, я думаю, он привык несколько фильтровать поступающую от Двацветка информацию. Но вот чтобы человек в положении Двацветка так себя вёл? Дело даже не в постоянном "лазании на рожон" — в книге упоминалось неверие туристов в то, что с ними может что-нибудь случиться... но в "царстве Смерти", например, откуда Ринсвинду пришлось тащить его силком?

"Очень личное"

На строчках "Пора уходить. Но прежде…" сердце учащённо забилось раньше, чем голова вспомнила, где я встречала эти слова... :/

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Впечатления

---

Да что ты будешь делать...

оно везде. =)

Особенности отражения влияния «Властелина Колец» Дж. Толкина на мировоззрение. На примере творчества Терри Пратчетта.

Доклад на 4-м Толкиновском семинаре в Санкт-Петербурге.

Отрывок

В типологии образов Терри Пратчетта одно из самых значительных мест занимает тот, кого наше литературоведение традиционно называет «маленьким человеком». Это и первый из героев писателя – волшебник Ринсвинд, и Мор, ученик Смерти, и послушник Брута («Мелкие боги»). Галерею можно продолжать – образ достаточно богатый и писатель ему, несомненно, симпатизирует.

Главные герои производят впечатление самое не-героическое. Они некрасивы, обладают слабым здоровьем, смешными особенностями внешности, довольно бестолковы и неуклюжи – на первый взгляд постороннего. Над ними смеются окружающие, их не уважают, используют на самых неприятных и однообразных работах.

На первый план выступает самая характерная черта «маленького человека»: элементарность существования. Маленьких людей заботит прежде всего выживание (для Ринсвинда выживание превращается в главную черту – его доминирующая модель поведения «Бежааатть!» постоянно спасает ему жизнь, то есть главной целью его приключений становится именно само сохранение жизни). Выживание в физическом смысле – пропитание и одежда, работа, как источник пропитания.

В то же время, именно повседневная рутина становится для героев Пратчетта источником творчества и самореализации. Они любят, то, что делают. И эта любовь придает высокую значимость самому повседневному занятию. Брута, отправляясь с высоким посольством, страдает, оставляя без присмотра свои грядки, Уолтер Плюм («Маскарад») служит Опере во всём, от ежедневной уборки до создания музыки и поддержки молодых талантов, Мор пытается усовершенствовать работу самого Смерти (которая для его хозяина – повседневная рутина). Если нет ничего более высокого, чем подметание ступенек, маленький человек отдаст всю свою душу этому занятию.

В глубине души маленького человека, спрятанная далеко от насмешек окружающих, живет цель, мечта, порой далекая от «реальной жизни», но наполняющая ее смыслом и высотой. Для Бруты это – Вера, именно так, с заглавной буквы – вера в великого бога Ома. Того самого, в которого никто, фактически не верит, но его культ используется для обогащения и власти над людьми. Но маленький человек не добивается своей цели, он не борется за нее, он покорно и смиренно тянет свою лямку, принимая ее во всем, любя ее. Покорность и смирение превращаются в подвиг, деяние. Именно с этой точки зрения говорила о героях Толкина Наталья Леонидовна Трауберг.[17] Пользуясь слабостью, как оружием, Брута диктует свои условия богу Ому. Именно слабостью он предотвращает войну и убийство. Непротивление становится активной позицией. Активной позицией становится упрямое следование правилам «не так, как велят боги, а как надо». Так Брута не бросает в пустыне на верную смерть Ворбиса, погубившего тысячи жизней и саму веру в Ома. Не потому, что так велит книга или бог, а потому что он, Брута, не бросает умирающего человека – кем бы этот человек ни был. Так Ринсвинд, которого шляпа аркканцлера заставляет уничтожить кудесника, который и в самом деле, необычайно опасен для всего Плоского мира, останавливается и резко меняет свою линию поведения, когда обнаруживает, что его противник – десятилетний мальчишка. И, именно жалость спасает и Ринсвинда, и кудесника, и Плоский Мир.

В Плоском Мире нет персонификации Добра и Зла, герои борются не со злыми силами, а с обстоятельствами. Зло возникает как конфликт интересов. Но выживание героев и сохранение себя в ситуации выбора между добром и злом превращается в подвиг, деяние, восстанавливающее равновесие мира. Слабость становится оружием, свобода выбора обретает моральную ценность.

Мои "индеи по поводу"

для Ринсвинда выживание превращается в главную черту – его доминирующая модель поведения «Бежааатть!» постоянно спасает ему жизнь, то есть главной целью его приключений становится именно само сохранение жизни

Не совсем так. Она (доминирующая модель поведения) постоянно спасала бы Ринсвинду жизнь, если б ему давали применять её беспрепятственно. И тогда, разумеется, не было бы никаких приключений и никаких книжек о них, а жизнь Ринсвинда была бы куда скучнее и благополучней. =)

Но в том-то и дело, что в его жизнь постоянно вмешиваются внешние обстоятельства (в лице Двацветка, патриция, Сундука, волшебного меча, играющих в кости богов, позже - шляпы аркканцлера и т.д.), которые отрезают ему "привычный выход", вынуждая лезть в самые опасные места (ради сохранения собственной жизни, естественно!)

Кстати, тут можно вспомнить другого мага, одна из проблем которого состояла в "реактивной роли" в собственной жизни. И, между прочим, некоторые реакции Скива (в основном в первой книге) очень напоминают Ринсвиндовские... но Скив при первой же возможности оставляет эту модель поведения в пользу другой, более конструктивной. Котёнок ли Скив или тигр, но никак не мелкий грызун — в отличие от.

Что же до "главной цели приключений"... в большей части случаев "сохранение жизни", да. Иногда через спасение кого-то другого, а то и целого мира. =) Ну, и было несколько моментов, когда ради самосохранения Ринсвинд вполне мог бы постоять в сторонке, руководствуясь принципом "Почему именно я?", но отчего-то этого не сделал. И отнюдь не под давлением внешних обстоятельств...

В то же время, именно повседневная рутина становится для героев Пратчетта источником творчества и самореализации. Они любят то, что делают. И эта любовь придает высокую значимость самому повседневному занятию.

Вот уж это не о Ринсвинде... см. его монолог, обращённый к Смерти:

– Полагаю, мне не на что жаловаться, – добродетельно заметил Ринсвинд. – У меня была хорошая жизнь. Довольно хорошая. – Он замялся. – Хотя, в общем-то, не такая уж и хорошая. Большинство людей назвали бы ее просто ужасной. – Он подумал еще немного. – Лично я бы назвал ее такой.

Да, во время путешествий с Двацветком он с тоской вспоминает о жизни в Анк-Морпорке (в которой прежде иногда жаловался на скуку), а во время приключений с Эриком - работу в библиотеке, где он "заполнял долгие, чудесные, скучные часы тем, что читал о всех тех экзотических и далеких местах, где он никогда не бывал, и вздыхал от облегчения, что ему так никогда и не придется их посетить".... но "источник творчества и самореализации"?!

Когда Ринсвинд — "худший волшебник Диска" (и, как выясняется позже, мягко выражаясь, низкий уровень его способностей не связан с тем, что Заклинание выбрало его в качестве переносной волшебной книги), когда в "качестве почетного помощника библиотекаря Ринсвинд продвинулся лишь немногим дальше основ индексирования книг и хождения за бананами"... и когда, сорри за практицизм, за всю свою жизнь в Морпорке Ринсвинд так и не научился как следует драться?

И стоит ещё учесть характеристику, данную Ринсвинду при первом же появлении: "He avoided work as a rule".

В целом, с "самореализацией" у Ринсвинда дела обстоят примерно так же, как и с жизнью вообще — он настолько занят процессом простого "сохранения себя" (как на физическом уровне — в первых двух книгах, так и на другом - в "Посохе и шляпе"), что на что-то большее у него нет ни сил, ни времени... ни, наверное, особого желания. Если уж только для того, чтоб доказать (себе или "им"?), что он - волшебник, ему пришлось сделать то, на что не решился ни один из "настоящих волшебников"...

В глубине души маленького человека, спрятанная далеко от насмешек окружающих, живет цель, мечта, порой далекая от «реальной жизни», но наполняющая ее смыслом и высотой.

Ммм... и о чём же мечтает Ринсвинд? (Мечты о скучной жизни и о карьере волшебника не предлагать за их явной приземлённостью.) Об упорядоченной и разумно устроенной вселенной, где боги не бьют стекла в домах атеистов, а магия состоит в обуздывании молний? Так ведь и эта мечта исчезает с горизонта после того, как Ринсвинд "посмотрел в глаза чудовищ Траймона" и увидел, какой страшной может быть упорядоченность...

В сущности, и исток-то этой мечты, скорее всего, кроется в неприспособленности Ринсвинда к этому миру — в неспособности овладеть магией, в первую очередь, но не только в ней. Более широко — в страхе перед неведомыми силами (в том числе и богами), которые этим миром управляют. См., например, религиозную практику Ринсвинда... или тот факт, что он пугается не только опасных, но и просто непонятных вещей.

Но маленький человек не добивается своей цели, он не борется за нее, он покорно и смиренно тянет свою лямку, принимая ее во всем, любя ее. Покорность и смирение превращаются в подвиг, деяние. [...]Непротивление становится активной позицией.

Ммм... прошу прощения за цинизм, но применительно к Ринсвинду слово "непротивление" обретает ну очень неприятный оттенок. (Точно так же, как слово escapist "вспыхивает" своим изначальным значением — потому что большую часть времени Ринсвинд убегает или хотя бы пытается убежать именно с поля боя.)

И если, допустим, в следующем изложении своего кредо:

Он всегда утверждал, что паника – лучшее средство выживания. В древние времена, как гласила его теория, людей, столкнувшихся лицом к лицу с проголодавшимся саблезубым тигром, можно было легко разделить на тех, кто паниковал, и тех, кто стоял на месте, восклицая: «Какое великолепное животное!» и «Поди сюда, киска»

он даже не рассматривает третий вариант "взять камень и треснуть киску между глаз", то это вовсе не от принципиального неприятия насилия. В конце концов, Ринсвинд родился, рос, вырос и выжил в Анк-Морпорке! О котором в "Эрике" говорится:

Ринсвинд тщательно обдумал данный вопрос. Если уж на то пошло, он не знал, как именно поступают с людьми демоны. Зато он прекрасно знал, как поступают с людьми люди. После стольких лет, проведенных в Анк-Морпорке, Ад мог показаться вполне приемлемым местечком. Во всяком случае, здесь было теплее.

Другое дело, что выживает Ринсвинд в основном за счёт поведения, присущим неким "мелким грызунам", а не хищникам... и, кстати, в его стремлении "забираться в нору" при виде опасности, тоске по скучной жизни и склонности к позиции типа "Миру провалиться или мне чаю не пить? Миру провалиться!" можно разглядеть кое-какие сильно утрированные в худшую сторону хоббитские черты.

Прежде чем "хоббиты в душе" начнут возмущаться, хочу напомнить некую историю с одной долгожительницей-хоббитом и жемчужным ожерельем... которая, имхо, вполне достойна нравов Анк-Морпорка. Разве что там подобное происходит более открыто. :/

Или можно вспомнить разговор с мечом из "Цвета волшебства":

– Ну? – шепотом спросил он. – Какие-нибудь предложения имеются?

– Разумеется. Нападаем с разгону, – с презрением ответил Кринг.

– И почему я об этом не подумал? – удивился Ринсвинд. – Не потому ли, что у всех у них арбалеты?

– У тебя пораженческий образ мыслей.

– Пораженческий? Это потому, что я сейчас потерплю поражение!

– Ты сам себе враг, Ринсвинд. Причем самый худший, – заявил меч.

Ринсвинд поднял взгляд на усмехающихся обитателей пещеры.

– На что поспорим? – устало спросил он.

Активной позицией становится упрямое следование правилам «не так, как велят боги, а как надо»

Ну, с богами Ринсвинд практически не сталкивался (за исключением одной мимолетной встречи со сжалившейся над ними Госпожой-Которую-Нельзя-Называть)... и вообще придерживался принципа "не беспокоить богов и надеяться, что боги также не станут беспокоить его".

А вот насчёт "как надо"... интересно было бы задаться вопросом, откуда у урождённого жителя Анк-Морпорка могла взяться совесть, которая "угрызает" хозяина за то, что тот не пытается что-то предпринять в явно безнадежной ситуации, оперируя фразами вроде "по крайней мере, ты мог бы умереть в процессе". ("Посох и шляпа") Или, на более ранней стадии - чем именно руководствовались ноги Ринсвинда, когда потащили его на башню за Двацветком? Или почему он вернулся к Двацветку в "Безумной звезде", когда Сундук даже не угрожал ему (хоть и мог), а просто сидел и "смотрел"?

Конечно, это можно объяснить тем, что на Ринсвинда слишком долго глядел Двацветок, "под глазами которого всё меняется". И который "видел вещи только такими, какими они должны быть"...

Так Ринсвинд, которого шляпа аркканцлера заставляет уничтожить кудесника, который и в самом деле, необычайно опасен для всего Плоского мира, останавливается и резко меняет свою линию поведения, когда обнаруживает, что его противник – десятилетний мальчишка.

Во-первых и в главных... не шляпа аркканцлера "заставляет" Ринсвинда (хоть и пытается вначале), а его собственная совесть и сознание того, что он волшебник. Можно сказать, его шляпа волшебника (с небольшой помощью библиотекаря).

В этом, так сказать, "генеральная индея" книги - что нельзя позволять кому-то решать за себя.

Во-вторых, Ринсвинд не "меняет свою линию поведения", за неимением таковой. Он просто впадает в ступор и ведёт себя соответственно совершенно естественному поведению Койна. "Останавливается и резко меняет свою линию поведения" как раз Койн, удивлённый видом своего противника ничуть не меньше Ринсвинда.

И именно жалость спасает и Ринсвинда, и кудесника, и Плоский Мир.

В каком-то смысле, да. Но не жалость Ринсвинда, а жалость Койна! Взбунтовавшегося против посоха на приказе убить Ринсвинда. Потому что "Он выглядит таким безобидным. Словно рассерженный кролик. [...] Но он такой смешной. У него есть носок."

В сущности, следующее описание отчасти пересекается с произошедшим:

Хотя это и не имеет особого отношения к нашей истории, вам будет интересно узнать, что примерно в пяти сотнях миль от Университета небольшая стайка – или, в данном случае, скорее стадо – птиц осторожно пробиралась между деревьями. Головы у них были как у фламинго, туловища – как у гусей, а ноги – как у борцов сумо. Они шагали дергающейся, приседающей походкой, точно их головы были привязаны к ногам резинкой, и принадлежали к виду, уникальному даже среди фауны Диска. Эта уникальность заключалась в том, что главным средством их защиты была способность вызывать у хищника такой смех, что, пока он приходил в себя, птицы убегали.

Ринсвинд почувствовал бы смутное удовлетворение, узнав, что это и есть индеи.

И вообще мне казалось, что индеи появились на Диске только после "гибели" Ринсвинда. Как бы в память о нём...

И уже потом, когда жалость Койна позволила взять верх его естественным человеческим чувствам - тогда, возможно, сознание, что Койн не смог его убить, помогло Ринсвинду принять верное решение.

В Плоском Мире нет персонификации Добра и Зла, герои борются не со злыми силами, а с обстоятельствами. Зло возникает как конфликт интересов.

Персонификации Добра и Зла нет, да... но есть "оборотная сторона монеты, на которой Добро и Зло составляли всего лишь одну сторону". Бел-Шамгарот, например... или Подземельные Твари.

Ринсвинд смотрел на него застывшим взглядом и постепенно начинал понимать, что на свете существует нечто худшее, чем Зло. Все демоны преисподней с удовольствием потерзают вашу душу, но именно потому, что души в аду ценятся очень высоко. Зло будет вечно пытаться прибрать к своим рукам вселенную, но, по меньшей мере, оно считает, что вселенная стоит того, чтобы заполучить ее. А вот серый мир, таящийся за пустыми глазами Траймона, растоптал бы и уничтожил все, не удостаивая своих жертв даже ненависти. Он бы их просто не заметил.

И когда Ринсвинд (дважды) борется с Тварями, не давая им проникнуть в этот мир, это не борьба Добра со Злом, а противостояние Жизни (в общем смысле, включающем в себя и Смерть) чему-то совершенно чуждому... И кому, как не Ринсвинду (явно не тянущему на представителя Добра) с его обострённой тягой к выживанию выступать на "нашей" стороне?

И Траймон с Ипслором, невольно открывшие Тварям дорогу, неспроста попадают в категорию "не-наших сволочей"... хотя, казалось бы, вполне себе вписываются в общие стандарты волшебников.

Но выживание героев и сохранение себя в ситуации выбора между добром и злом превращается в подвиг, деяние, восстанавливающее равновесие мира. Слабость становится оружием, свобода выбора обретает моральную ценность.

Да, тут вспоминается момент из "Посоха и шляпы", когда Ринсвинд впервые принимает самостоятельное решение:

Он испытывал странное удивление. Он что-то решил. Это было его решение. Оно принадлежало ему. Никто не заставлял его принимать это решение. Иногда ему казалось, что вся его жизнь состоит из неприятностей, в которые он попадает из-за абсолютно посторонних людей. Но на этот раз он принял решение, и дело с концом. Мир спасет кто-нибудь другой, а Ринсвинд пожелает ему удачи. Он принял решение.

Его брови нахмурились. Почему он не испытывает никакой радости?

«Потому что это неверное решение, идиот».

Половина книги ушла на то, что Ринсвинд сам принял правильное решение...

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Tolkien, Книги, Цитаты

---

Перечитывая Пратчетта...

Сообразила только сейчас — Кром с ним, с возрастом Ринсвинда... когда в фильме есть совершенно, абсолютно, безумно ООСный момент с данным персонажем. Я имею в виду его попытку совершить поступок, который противоречит даже не то что главной составляющей его характера, а просто "идейному стержню" его существования.

В контекста фильма этот момент не выглядит неправдоподобным, но он искажает "книжный" образ Ринсвинда и сдвигает кое-какие акценты в его попытке сбежать с деньгами Двацветка.

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Экранизации, Книги

---

Из Википедии...

Rincewind is not Terry Pratchett's favourite character because he is simply a slapstick character who runs away from things and has no 'depth'. Pratchett has written the Rincewind novels due to fan demand.

Угу. Я говорила, что у меня плебейско-мещанские вкусы? Точнее, сколько именно раз я говорила это за последние полгода?

И Ринсвинд ведь не "просто убегает", он возвёл умение убегать "в ранг чистого искусства".

Я бегу, следовательно, я существую; а точнее, я бегу, следовательно, если мне хоть немножко повезет, я по-прежнему буду существовать.

Самый трусливый (или обладающий самым развитым чувством самосохранения) волшебник на Диске, как неизменно пишут в аннотациях и биографических статьях.

Отрывок из "Посоха и шляпы"

– Что будет? – спросил Ринсвинд.

– Ему не победить этот посох, – хрипло ответил Хакардли. – Они принадлежат друг другу. И одинаково могущественны. Мальчик обладает силой, но посох знает, как направлять ее.

– То есть они уничтожат друг дружку?

– Надеюсь.

Исходящее от места битвы адское сияние скрывало сражение от посторонних глаз. Пол задрожал.

– Они призывают себе на помощь магию, – заметил Хакардли. – Нам лучше убираться из башни.

– Почему?

– Мне кажется, она скоро исчезнет.

И действительно, белые плитки, окружающие сияющий столб, приняли такой вид, словно собрались вот-вот расползтись и исчезнуть. Ринсвинд замялся.

– А разве мы ему не поможем?

Хакардли внимательно посмотрел на Ринсвинда, после чего перевел взгляд на переливающуюся всеми цветами радуги живую картину. Его рот пару раз открылся и закрылся.

– Увы… – пожал плечами он.

– Да, но ему нужно всего лишь чуть-чуть помочь, ты же видел, на что похожа эта штука…

– Увы…

– А вам он помогал. – Ринсвинд повернулся к остальным волшебникам, которые торопливо разбегались кто куда. – Всем вам. Он осуществил все ваши желания…

– И может быть, мы никогда не простим его за это, – отозвался Хакардли. Ринсвинд застонал.

– Но вы только представьте, что останется, когда эта битва закончится? Что останется?

Хакардли опустил глаза.

– Увы… – повторил он.

Октариновый свет стал ярче и почернел по краям. Однако это был не тот черный цвет, который есть всего лишь противоположность белого. Это была зернистая, изменчивая чернота, которая сияет по ту сторону ослепительного света и которой нечего делать в любой приличной реальности.

Ринсвинд в нерешительности заплясал на месте. Его ступни, ноги, чувства и невероятно хорошо развитый инстинкт самосохранения довели нервную систему до такого состояния, что она готова была взорваться. Но тут его совесть наконец добилась своего.

Он прыгнул в огонь и схватил посох.

И ещё

Ринсвинд вздохнул. Жаль, что с ним нет его верной шляпы. Что ж, придется обойтись без нее.

– Ну ладно, – сказал он. – Когда я закричу, ты беги к свету, понял? Не оглядывайся и ничего не предпринимай. Что бы ни случилось.

– Что бы ни случилось? – неуверенно переспросил Койн.

– Точно. – Волшебник мужественно выдавил из себя слабую улыбку. – И что бы ты ни услышал. - Увидев, что рот Койна округлился от ужаса, Ринсвинд почувствовал смутное облегчение.

– А потом, – продолжил он, – когда ты вернешься на ту сторону…

– Да, что мне там делать?

– Не знаю, – поколебавшись, признался Ринсвинд. – Все, что сможешь. Прибегай к какой угодно магии. Только останови их. И… гм…

– Да?

Ринсвинд взглянул на Тварь, которая по-прежнему неотрывно смотрела на свет.

– Если это… ну… если что-нибудь получится, понимаешь, и все в конце концов будет хорошо, я хотел бы, чтобы ты вроде как рассказал людям, что я как бы здесь остался. Может, они смогут вроде бы отметить это где-нибудь. Конечно, на памятник я не напрашиваюсь, но… По-моему, тебе нужно высморкаться.

Койн высморкался в подол своего балахона и торжественно пожал Ринсвинду руку.

– Если ты когда-либо… – заговорил он, – в смысле, ты первый… это было замечательно… видишь ли, я никогда по-настоящему… – Его голос затих. – Я просто хотел, чтобы ты это знал, – наконец завершил он.

– Я должен был еще что-то тебе сказать. – Ринсвинд выпустил его руку, какое-то время озадаченно молчал, но потом все-таки вспомнил. – Ах да. Тебе необходимо помнить, кто ты есть на самом деле. Это очень важно. Нельзя позволять другим людям или вещам решать за тебя, понимаешь. Они вечно что-то напутают.

– Я постараюсь не забыть твои слова, – пообещал Койн.

– Это очень важно, – повторил Ринсвинд себе под нос. – А теперь, думаю, тебе лучше бежать.

Он подкрался к Твари поближе. Данную особь отличали цыплячьи ноги, но большая часть ее туловища была – к счастью – спрятана под чем-то похожим на сложенные крылья.

Он подумал, что пришло время произнести несколько последних слов. То, что он сейчас скажет, скорее всего, будет очень важно. Эти слова люди будут вспоминать, передавать друг другу, а может, даже высекут на гранитных плитах.

Так что в них не должно быть слишком много вычурных букв.

– Как бы мне хотелось оказаться сейчас подальше отсюда… – пробормотал он, взвесил носок в руке, пару раз крутанул его и врезал Твари по тому, что заменяло ей коленную чашечку.

Тварь пронзительно взвизгнула и лихорадочно завертелась, с треском раскрывая крылья. Ее голова, похожая на голову стервятника, сделал неуверенный выпад в сторону Ринсвинда и схлопотала еще один удар взлетающим вверх носком.

Волшебник, увидев, что Тварь, зашатавшись, отступила, загнанно оглянулся по сторонам и заметил, что Койн все еще стоит там, где он его оставил. К ужасу волшебника, мальчик шагнул вперед, инстинктивно поднимая руки, чтобы пустить в ход магию, которая здесь погубит их обоих.

– Беги, болван! – крикнул Ринсвинд.

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Цитаты

---

Из "The Annotated Pratchett File"

THE COLOUR OF MAGIC

THE COLOUR OF MAGIC


- "-- Да это же волшебник Ринсвинд [...]"
{"'Why, it's Rincewind the wizard, isn't it?' [...]"}
История с именем Ринсвинда относится к 1924 году, когда Дж. Б. Мортон стал вести колонку "Кстати" (By The Way) в лондонской газете "Daily Express". Под унаследованным от предшественников (колонка существовала с 1917 года) псевдонимом "Бездельник" (Beachcomber) он вёл колонку более 50 лет, сначала ежедневно, затем, с 1965, еженедельно, до ноября 1975.

Мортон использовал в своих фельетонах некий постоянный набор персонажей, среди которых был Мистер Джастис Коклкэррот и двенадцать Рыжебородых Гномов, одного из которых звали Чём Ринсвинд (Churm Rincewind).

Пратчетт говорит: "Когда мне было около тринадцати лет, я читал многое из Бездельника в подержанных сборниках. Несколько лет назад Дейв Лэнгфорд обратил внимание на происхождение имени Ринсвинд, и я пролистал все подшивки, и нашёл имя, и подумал: 'Черт, так *вот* оно откуда.' А потом подумал: 'Ну и что?'"

- "[...] взирали сразу четыре глаза. Два обыкновенных, а поверх них -- два абсолютно прозрачных."
{"[...] found himself looking up into a face with four eyes in it."}
Обратите внимание, что в оригинале второго предложения просто НЕТ. И хотя Пратчетт, очевидно, всё-таки имел в виду очки, на обложке первых двух книг серии работы Джоша Кирби Двацветок действительно изображён с четырьмя собственными глазами!

- "Кое-кто может принять его за простого ученика чародея, [...]"
{"Some might have taken him for a mere apprentice enchanter [...]"}
Фраза указывает на то, что Ринсвинд скорее молод, чем стар, несмотря на тенденцию художников, рисующих обложки, давать ему как минимум пятьдесят.

- "[...] выпускника Незримого Университета, [...]"
{"[...] an alumnus of Unseen University, [...]"}
Название учреждения перекликается с "Невидимым Колледжем"(Invisible College), лондонской и оксфордской группами учёных-единомышленников, который позднее стал, под патронажем Стюартов, Королевским Обществом.


- Об имени "Двацветок" Пратчетт говорит следующее: "[...] в имени нет никакой шутки. Я просто хотел найти понятный путь образования 'иностранных' имён и думаю, что подцепил конструкцию Майя (Девять Вращающихся Зеркал, Три Кролика и т.п.)."

- "-- Если ты хочешь узнать, равняется ли она, к примеру, пятидесяти долларам, то я тебе отвечу, что нет, не равняется."
{"'If you mean: is this coin the same as, say, a fifty-dollar piece, then the answer is no.'"}
Один из американских читателей был удивлён тем фактом, что валюта Анк-Морпорка - доллар, а не, например, фунт.

Пратчетт на это ответил:
"Доллар - довольно-таки древняя валюта, произошедшая от германского 'талера', полагаю, и использование термина не ограничено только США. Мне просто была нужна несложная денежная единица, и мне не хотелось обращаться к клише 'золотых монет'. Конечно, я живу в Британии, но не имею понятия, какова подходящая денежная единица для города, расположенного на спине черепахи :-)..."

- "Патриций Анк-Морпорка улыбнулся одними губами."
{"The Patrician of Ankh-Morpork smiled, but with his mouth only."}
Интересно было бы узнать *когда именно* Лорд Ветинари стал Патрицием. Довольно очевидно, что здесь говорится не о нём (Во-первых, Ветинари не был замечен в любви к засахаренным иглокожим, во-вторых, ко времени *Interesting Times* он ещё не знает, кто такой Ринсвинд).

Тем не менее, Пратчетт отрицает это предположение:
"Я уверен, что во всех книгах был один и тот же Патриций. [...] Конечно, он потерял в весе и стал более аскетичным."

Когда на a.f.p усомнились в таком толковании (в конце концов, что он может знать - он всего лишь автор...), Пратчетт предположил:
"Что насчёт: может быть, это был Ветинари, только написанный более глупым писателем?"

Что и было неохотно принято.

- "[...] Я ОЖИДАЛ ВСТРЕТИТЬ ТЕБЯ В ПСЕФОПОЛОЛИСЕ."
{"[...] I WAS EXPECTING TO MEET THEE IN PSEPHOPOLOLIS."}
Смерть и Ринсвинд разыгрывают свой собственный вариант существующей во множестве различных версий притчи "Встреча в Самарре".
История вкратце такова: слуга богатого Багдадского купца идёт на рынок и встречает там Смерть, который машет ему. Слуга полагает, что это очень плохой знак, бежит к своему хозяину и просит у него лошадь, чтобы уехать в Самарру и избежать того, что его ждёт, если он останется в Багдаде. Добрый хозяин даёт слуге лошадь, и идёт на рынок, чтобы разобраться во всём самому. Он находит Смерть и спрашивает у него, почему тот напугал его слугу. Смерть отвечает, что не пытался его напугать, а просто был очень удивлён увидеть его здесь, так как у него намечена встреча с ним сегодня вечером в Самарре.

Пратчетт говорит:
"Моя мать рассказывала мне 'Встречу в Самарре', когда я был маленьким и она запомнилась. Она говорит, что читала её где-то или, может быть, слышала...
Я всегда думал, что она из 'Тысячи и одной ночи', хотя никогда не проверял. Это одна из тех историй, которые, не зная почему, приблизительно помнят многие люди..."

На a.f.p попытались установить наиболее раннюю известную версию этой истории, и, из тех, что им удалось найти, это была "Когда Смерть пришёл в Багдад", история, рассказанная Фудаилом ибн Айядом в девятом веке в "Хикайят-и-Накшия".

- " -- Еще одна паршивая история, в которую я вляпался по твоей милости, [...]"
{"'Here's another fine mess you've got me into,' [...]"}
Почти точная фраза Лореля и Харди, известных американских комиков.

[Из которой, кстати, родилось название первой книги МИФического цикла Р. Асприна. - Хейлир.]

- "Пришествие Восьми"{'The Sending of Eight'}
Как первая глава *The Colour of Magic* перекликается с серией "Мечи...", так и эту можно рассматривать в качестве пародии на работы Говарда Лавкрафта, который написал много рассказов о вселенной, где живёт невыразимое Зло, и где Древние Боги (с непроизносимыми именами) играют судьбами смертных. Также Лавкрафт написал рассказ *The Colour out of Space*, о неестественном, неописуемом цвете.

- "Пол представлял собой сплошную мозаику из восьмиугольных плиток, [...]"
{"The floor was a continuous mosaic of eight-sided tiles, [...]"}
Замостить плоскость выпуклыми восьмиугольниками физически невозможно {На всякий случай: выпуклым называется такой многоугольник, в котором отрезки, соединяющие каждые две точки, принадлежащие многоугольнику, тоже принадлежат многоугольнику}. Если, конечно, само пространство не искажено каким-то образом (один из отличительных признаков мифов о Ктулху). Однако, плоскость можно замостить невыпуклыми восьмиугольниками, а Пратчетт нигде не упоминает, что он имел в виду выпуклые.

- "Тот, кто наденет эти костюмы, решил Ринсвинд, должен будет бесстрашно шагнуть туда, куда ни один человек [...] бесстрашно не шагал."
"Whoever would be wearing those suits, Rincewind decided, was expecting to boldly go where no man [...] had boldly gone before [...]"
Из знаменитого вступления сериала "Star Trek". Голос за кадром:
"Космос... последний рубеж. Это рассказ о странствиях звездного корабля "Энтерпрайз". Его пятилетняя миссия: исследовать удивительные новые миры, искать новые формы жизни и новые цивилизации - бесстрашно идти туда, куда не ступала нога человека."

@темы: Рассуждения, Пратчетт, Цитаты