Наткнулась...

[Хейлир]

в одной онлайновой библиотеке на потрясающую аннотацию к "Гусям..." Крапивина.

По жестоким и несправедливым правилам, действующим в государстве, Корнелий Глас должен быть казнен. В ожидании исполнения чудовищного приговора он знакомится с ребятами из тюремного интерната, которые рассказывают ему старинную сказку о легендарной земле, где можно спастись от беды… Поняв, что это не вымысел, Корнелий решается бежать, взяв с собой новых друзей. От Петра, настоятеля древнего Храма, он узнает предание о великих Хранителях вечных Законов Вселенной, учителях и защитниках всего мира. Вера, преданность, надежда и мужество ведут к ним; любовь, ответственность, бесстрашие и самоотверженность ведут от них – чтобы помочь тем, кто остался…

И ведь даже нельзя сказать, что многое наврано... но сколько "трескучих и ничего не значащих" слов! А главное - ни слова не говорится о... главном.

@темы: Впечатления, Книги, Цитаты

Comments

[Jennifer Naismith]

Нда...лучше рецензии такого типа и не читать. А то вдруг отпугнут потенциального читателя своим пафосом.

[Хейлир]

Jennifer Jc, угу.

Один "чудовищный приговор" по сравнению с тем, как оно описано у Крапивина, чего стоит...

    Старшему инспектору на вид было лет тридцать пять. Белобрысый, с невзрачным лицом и узкими плечами, он сидел за широченным конторским столом — совершенно пустым. Вертел в пальцах куцый карандаш. Поднял на Корнелия белесые ресницы.
    — Это ты, значит, "миллионер"? Давай документ, бедолага... Да не стой, вон скамейка.
    С ощущением, что все это жутковатый сон, Корнелий сел у белой стены. К страху он притерпелся настолько, что теперь испытывал даже что-то вроде болезненного интереса: а что дальше? Или это правда сон? Какая-то чужая комната с пустыми стенами, бесшумно качаются листья за решетками открытых окон. Какой-то бесцветный тип за облезлым столом читает бумагу. Про него, про Корнелия. Карандашом что-то нацарапал на столе (кажется, его, Корнелия, индекс). Прочитал, бросил бумагу в ящик. Сказал с искренней досадой:
    — И какого черта они присылают в субботу? Я что с тобой буду делать? Исполнитель-то бывает по понедельникам.
    В глубине души Корнелий поразился обыденности разговора. И огрызнулся так же буднично:
    — А я при чем? Я сюда не просился.
    Старший инспектор на это не рассердился. Покивал:
    — Понимаю, тебе тоже кисло. Ах ты, дьявольщина, что же делать? Теперь будет волокита. Ладно, обожди!
    Развернувшись, он взял с подоконника желтый аппарат с клавиатурой междугородной связи. Вскинул трубку, защелкал кнопками.
    — Алло! Узел? По шифру "Лист", восьмая строка. Благодарю. Сектор наблюдения? Добрый день, на связи муниципальная тюрьма номер четыре, старший инспектор Альбин Мук. Виноват, не понял... Да, Альбин Мук из Летова. Кто-о? Ваккер? Стари-ик! Откуда ты выплыл? Значит, ты сейчас шеф сектора? Помощник? Ну, все равно растешь! Я стою навытяжку. Слушаюсь, стоять вольно, ха-ха... Да помаленьку, какие тут у нас перспективы. И мороки полно. Конечно, не ваши столичные масштабы, но все равно. Ага, по делу, разумеется. Снять с учета индекс. Нет, по административному. Вляпался тут один по миллионному шансу. Да, я и то говорю: не повезло мужику. За переход на красный свет, кажется. Вот-вот: живешь, не тужишь, и вдруг — трах! Одно слово — Машина. Все под ей, под родимой, ходим. Ага, даю: У, Эм, Эф... Тире, Икс... сто одиннадцать, триста сорок четыре... Что? Да нет еще, послезавтра, наверно... Боже мой, ну какая разница? Куда он денется? В понедельник могу не успеть, исполнитель иногда под вечер является, во вторник у нас аппаратный день, потом я закручусь, не дозвонюсь, и будет на мне висеть. Вак, по старой дружбе, а? Вот спасибо. А это еще зачем? Ох и бюрократы вы, господа наблюдатели! Шучу, шучу... — Он отодвинул трубку и глянул на Корнелия. — Слушай, тебя как звали? Индекса им, крохоборам, недостаточно...
    От этого мимолетного и добродушного "звали" Корнелия опять ударило упругой подушкой ужаса.
    — К... кха... Кор... нелий...
    — Полностью, полностью.
    — Корнелий Глас... Из Руты...
    — Ишь ты! У меня теща из Руты...
    И старший инспектор снова заговорил в трубку, а Корнелий, утопая в серой полуобморочной мути, исходил теперь мысленно беспомощным криком: "Почему "звали"? Я не хочу! Я вот он, я есть! Меня зовут Корнелий Глас из Руты, я хочу жить! Не надо меня..."
    Потом его опять отпустило, и он как сквозь вату услышал голос инспектора Альбина:
    — Ладушки, Вак... Оч-хорошо. Спасибо. Занесет в наши края — заходи, раздавим жбанчик по-старому, вспомним уланскую молодость. Естесно. Супруге привет. Да? Ну, извини, не знал. Ясно. Как поется: "Неизвестно, кому повезло"... О чем разговор! Обижаете, начальник. Ха-ха... Ладно, будь!
    Альбин опустил трубку. Перевел взгляд на Корнелия. Улыбка сходила с лица старшего инспектора, будто стираемая медленной ладонью. Глаза поскучнели. Старший инспектор Мук от воспоминаний, вызванных беседою со старым приятелем, возвращался к будням тюремной службы. Но надо отдать справедливость: даже и сейчас в его глазах Корнелий не заметил раздражения. Скорее опять намек на сочувствие. И даже капельку виноватости.
    — Вот же ж кретины, присылают в субботу. Дак что мне с тобой делать-то?