наш сериал "Графиня де Монсоро" и неожиданно вспомнила, почему один из её персонажей попал в мой "список любимых".
читать дальше- Но если вы мне их отдадите, - продолжал Шико, - все будет забыто. Может быть, вы не верите мне, господин Давид, так как вы по природе своей человек недоверчивый и думаете, что злоба въелась в мое сердце, как ржавчина в железо. Нет, я вас ненавижу, это верно, но герцога Майеннского я ненавижу больше, чем вас. Помогите мне погубить герцога, и я вас спасу. Впрочем, если угодно, я могу добавить еще несколько слов, которым вы не поверите, ведь вы никого не любите, за исключением самого себя. Дело в том, что я люблю короля, каким бы глупцом, распутником, выродком он ни был; король приютил меня, защитил меня от вашего мясника Майенна, способного ночью на Луврской площади во главе пятнадцати разбойников напасть на одного человека и убить его, я говорю о несчастном Сен-Мегрене. Вы не были среди его палачей? Нет? Тем лучше, я так и думал, что не были, а теперь я в этом уверен. Я хочу одного - пусть он царствует спокойно, мой бедный король Генрих, а с майеннами и с генеалогическим древом Николя Давида это невозможно. Передайте же мне эту генеалогию, и, клянусь честью, я замолчу ваше имя и устрою вашу судьбу.
Кто скажет, что хоббиты не ценят любовь и верность, вне зависимости от "точки их приложения"? 
Правда, надо признаться, там особо выбирать не из чего было... но вот в "Сорок пять" у Шико выбор был. И он предпочёл службу "глупцу и распутнику", а не "настоящему королю", которым восхищался.
@темы:
Рассуждения,
Жизнь,
Книги,
Цитаты
И представления о любви и верности у него тоже... весьма специфические. =)
– Ты видел Генриха Наваррского?
– Да.
– И ты не пришел ко мне и не сказал, что мой враг имел дерзость явиться прямо в мою столицу!
– Человек может быть дворянином и может не быть им, – произнес Шико.
– Ну и что же?
– А то, что если он дворянин, то он не шпион, вот и все.
Хотя, учитывая, что Шико прекрасно исполнял роль шпиона в других случаях... скорее, он просто симпатизировал Генриху Наваррскому.
Кстати, в "Сорок пять" он спас этому самому Генриху жизнь, обнажив шпагу против людей "своего короля", но никого не тронув... хотя смерть Генриха Наваррского была в интересах того, кого он любил.
А с другой стороны... не знаю, наскольно это верно для реальной Франции того периода, но в романах Дюма у "положительных" персонажей довольно чётко просматривается позиция "если король/сюзерен приказывает поступить бесчестно, посылай его подальше". =)
Взять хоть ту речь Атоса, обращённую к Раулю:
Но если этот король станет тираном, потому что могущество доводит иногда до головокружения и толкает к тирании, то служите принципу, почитайте и любите принцип, то есть то, что непоколебимо на земле.
Или ответ Бюсси герцогу Анжуйскому:
Герцог нахмурил брови.
- Ну что ж, я последую твоему совету, - сказал он, - пойду сам, и если меня там смертельно ранят, скажу, что просил моего друга Бюсси получить или нанести вместо меня этот удар шпаги и что впервые в своей жизни Бюсси проявил осторожность.
- Монсеньер, - ответил Бюсси, - однажды вечером вы мне сказали: "Бюсси, я ненавижу всех этих миньонов из королевской спальни, которые по всякому поводу высмеивают и оскорбляют нас, ты должен пойти на свадьбу Сен-Люка, найти случай поссориться с ними и избавить нас от них". Я туда пошел, монсеньер, их было пятеро, я - один. Я их оскорбил. Они мне устроили засаду, навалились на меня всем скопом, убили подо мной коня, и все же я ранил двоих, а третьего оглушил. Сегодня вы требуете, чтобы я обидел женщину. Извините, монсеньер, но такого рода услуг принц не может требовать от благородного человека, и я отказываюсь.
Тут, конечно, можно возразить, что Бюсси лишь служил герцогу, но не был ему предан и уж тем более не любил...
Но вот как миньоны отвечают на попытку короля запретить им драться на дуэли с анжуйцами:
- Государь, - сказал Келюс, - добрые слова вашего величества лишь удвоят наш пыл. В какой день следует нам скрестить шпаги с господами де Бюсси, де Ливаро, д'Антрагэ и де Рибейраком?
- Никогда. Я это вам решительно запрещаю. Никогда, вы слышите?
- Простите нас, государь, простите, пожалуйста, - продолжал Келюс, - вчера перед обедом у нас состоялась встреча, слово дано, и мы не можем взять его обратно.
- Извините, сударь, - ответил Генрих, - король освобождает от клятв и слов, говоря "я хочу" или "я не хочу", ибо король всемогущ. Сообщите этим господам, что я пригрозил обрушить на вас всю силу своего гнева, ежели вы будете с ними драться, и, чтобы у вас не было сомнений в моей решимости, я клянусь отправить вас в изгнание, коли вы...
- Остановитесь, государь... - сказал Келюс, - ибо если вы можете освободить нас от нашего слова, вас от вашего может освободить лишь господь. Поэтому не клянитесь. Если из-за такого дела мы навлекли на себя ваш гнев и этот гнев выразится в нашем изгнании, мы отправимся в изгнание с радостью, ведь, покинув земли вашего величества, мы сможем сдержать свое слово и встретиться с нашими противниками на чужой земле.
- Если эти господа приблизятся к вам даже на расстояние выстрела из аркебузы, - вскричал Генрих, - я прикажу бросить их в Бастилию, всех четверых.
- Государь, - отвечал Келюс, - в тот день, когда ваше величество сделает это, мы отправимся босиком и с веревкой на шее к коменданту Бастилии мэтру Лорапу Тестю, чтобы он заключил нас в темницу вместе с этими дворянами.
- Я прикажу отрубить им головы, клянусь смертью Спасителя! В конце концов я король!
- Если с нашими врагами это случится, государь, мы перережем себе горло у подножия их эшафота.