Вам нравится моя откровенность?
суббота, 18 декабря 2010
Ты же, мил человек, не будь Гренделем...
из "Покорителя Зари".
Сам он [Юстэс] называл родителей не «папа» и «мама», а Гарольд и Альберта, поскольку они считали себя очень современными и передовыми. Они не ели ничего тяжелого, не пили, не курили и не носили синтетического белья. Мебели у них почти не было, спали они без подушек, окна держали открытыми в любую погоду.
Это было написано в 1952-м году.
А "Коллектив и мистическое тело" — в 1946-м:
Вот почему так неуютно, когда дети зовут родителей по имени. Мода эта пытается снять различие, лежащее в основе тела-семьи, внушить ребенку, что мать и отец — просто «сограждане», отучая его тем самым от того, что знают и чувствуют все. Живой мир семьи сменяется безличным единообразием коллектива. Заключенный теряет имя и получает номер. Это — крайняя точка коллективизма. Но и член семьи теряет имя. Он — просто «дед», просто «отец». Так смыкаются крайности.
А вот это Америка, 30-е годы:
Один раз она услыхала, что Джим называет отца просто по имени, так её чуть не хватил удар. Свет не видал таких дерзких, нахальных дурней, как мы, сказала она, и очень жалко, что наш отец после смерти матери не женился второй раз! Наша мать была о-ча-ро-вательная женщина, и просто обидно смотреть, что Аттикус Финч так распустил её детей! Я не помнила маму, но Джим помнил, он мне иногда про неё рассказывал, и от таких слов миссис Дюбоз он весь побелел.
И ведь мне при чтении "Убить пересмешника" вовсе не казалось неестественным, например, восклицание Глазастика: "Конец света! Аттикус, что делать?" Несмотря на отсутствие подобного явления в российской традиции.
"Какой из этого следует вывод?" (с) А кто его знает...
Сам он [Юстэс] называл родителей не «папа» и «мама», а Гарольд и Альберта, поскольку они считали себя очень современными и передовыми. Они не ели ничего тяжелого, не пили, не курили и не носили синтетического белья. Мебели у них почти не было, спали они без подушек, окна держали открытыми в любую погоду.
Это было написано в 1952-м году.
А "Коллектив и мистическое тело" — в 1946-м:
Вот почему так неуютно, когда дети зовут родителей по имени. Мода эта пытается снять различие, лежащее в основе тела-семьи, внушить ребенку, что мать и отец — просто «сограждане», отучая его тем самым от того, что знают и чувствуют все. Живой мир семьи сменяется безличным единообразием коллектива. Заключенный теряет имя и получает номер. Это — крайняя точка коллективизма. Но и член семьи теряет имя. Он — просто «дед», просто «отец». Так смыкаются крайности.
А вот это Америка, 30-е годы:
Один раз она услыхала, что Джим называет отца просто по имени, так её чуть не хватил удар. Свет не видал таких дерзких, нахальных дурней, как мы, сказала она, и очень жалко, что наш отец после смерти матери не женился второй раз! Наша мать была о-ча-ро-вательная женщина, и просто обидно смотреть, что Аттикус Финч так распустил её детей! Я не помнила маму, но Джим помнил, он мне иногда про неё рассказывал, и от таких слов миссис Дюбоз он весь побелел.
И ведь мне при чтении "Убить пересмешника" вовсе не казалось неестественным, например, восклицание Глазастика: "Конец света! Аттикус, что делать?" Несмотря на отсутствие подобного явления в российской традиции.
"Какой из этого следует вывод?" (с) А кто его знает...
Комментарии
А у меня отношения с родителями не такие близкие (у нас интересы мало совпадают, да и в возрасте большая разница) - поэтому "мама и папа". Как-то так я это понимаю.