Вам нравится моя откровенность?
Внимание!
понедельник, 08 февраля 2010
Ты же, мил человек, не будь Гренделем...
Поскольку человек, относительно одного которого я точно знаю, что он прочтёт этот пост
), наконец дочитал вышеупомянутую книгу, то теперь самое время его вывесить.
Речь в нём пойдёт о происхождении "Маркизы", служанки в доме Брассов.
читать дальшеЭпилог, поведавший нам о том, что Дик Свивеллер и Софрония Сфинкс (имя, данное ей Диком) поженились, сообщает также следующее:
Мистер Свивеллер, всегда отличавшийся некоторой склонностью к философствованию, порой впадал в глубокую задумчивость, сидя в курительной беседке, и в такие минуты мысли его вертелись вокруг тайны, окружавшей происхождение Софронии. Сама Софрония считала себя сиротой, но мистер Свивеллер, сопоставляя кое-какие, казалось бы незначительные, обстоятельства ее жизни, начинал подумывать, что мисс Брасс, вероятно, была более осведомлена на этот счет, и, зная о странной беседе своей жены с Квилпом от нее же самой, приходил к выводу, что, будь карлик жив, он тоже мог бы разгадать эту загадку.
"Странная беседа" выглядела так:
— Служанка-то все-таки должна быть дома, — сказал карлик и постучался. — Мне этого вполне достаточно.
После довольно долгого ожидания дверь приотворилась и из-за нее послышался чей-то слабенький голосок: — Пожалуйста, будьте так добры, оставьте карточку, или, может, передать на словах?
— Э-э? — недоуменно протянул Квилп, глядя на маленькую служанку сверху вниз — угол зрения для него, карлика, совершенно необычный.
Но девочка твердила одно и то же, как и в первую свою встречу с мистером Свивеллером: — Пожалуйста, будьте так добры, оставьте карточку, или, может, передать на словах?
— Я напишу письмо, — сказал карлик и, оттолкнув ее, прошел в контору. — Передай его хозяину сразу, как только он вернется, слышишь? — И мистер Квилп вскарабкался на высокую табуретку, а маленькая служанка, наученная, как вести себя в подобных случаях, уставилась на него во все глаза, готовясь, если он вздумает прикарманить хотя бы одну облатку, выбежать на улицу и позвать полицию.
Складывая свое послание (написать которое ему было недолго, по причине его краткости), мистер Квилп поймал на себе взгляд маленькой служанки. Он ответил ей взглядом долгим и внимательным.
— Как поживаешь? — спросил карлик, смачивая языком облатку и корча при этом страшные рожи.
Маленькая служанка, вероятно, испуганная его гримасами, только шевельнула губами, но по их беззвучному движению можно было догадаться, что она повторяет про себя заученную формулу насчет карточки или передачи на словах.
— Плохо с тобой здесь обращаются? Хозяйка, наверно, фурия? — с усмешкой спросил Квилп.
Услышав последний вопрос, маленькая служанка плотно сжала губы кружочком и часто-часто закивала, а взгляд ее, хоть и по-прежнему испуганный, стал в то же время хитрым-прехитрым.
Пленил ли мистера Квилпа этот безмолвный, но полный лукавства ответ, заинтересовало ли его по каким-нибудь другим причинам выражение лица девочки, захотелось ли ему просто из озорства смутить ее — неизвестно. Как бы то ни было, он поставил локти на стол, подпер щеки кулаками и вытаращил глаза.
— Ты откуда взялась? — спросил он после долгого молчания, поглаживая подбородок.
— Не знаю.
— Как тебя зовут?
— Никак.
— Не мели вздора, — отрезал Квилп. — Когда хозяйке что-нибудь нужно, как она тебя называет?
— Чертовкой, — ответила девочка и выпалила одним духом, точно опасаясь дальнейших расспросов: — Пожалуйста, будьте так добры, оставьте карточку, или, может, передать на словах?
Эти странные ответы, казалось, должны были бы только разжечь любопытство Квилпа. Однако он не вымолвил больше ни слова, еще задумчивее потер подбородок, нагнулся над письмом и, делая вид, будто с особой тщательностью и скрупулезностью выводит на конверте имя и фамилию адресата, украдкой бросал на маленькую служанку пытливые взгляды из-под своих лохматых бровей. Кончив этот тайный осмотр, карлик закрыл лицо ладонями и затрясся от беззвучного смеха, так что жилы у него на шее вздулись — того и гляди лопнут. Потом он надвинул шляпу на нос, чтобы скрыть от девочки свое веселое настроение и багровую физиономию, швырнул ей письмо и быстро вышел из конторы.
На улице карлик неизвестно почему прыснул со смеху, схватился за бока, снова прыснул, нагнулся к пыльной решетке подвального окна и до тех пор заглядывал вниз, стараясь еще раз увидеть девочку, пока не выбился из сил.
Кроме того, имеется загадочная реакция Салли Брасс в разговоре с нотариусом:
— Мисс Брасс, — сказал нотариус, выступивший первым в эту критическую минуту. — Люди нашего с вами ремесла при желании могут прекрасно понять друг друга без лишних слов. Не так давно вы давали объявление о сбежавшей служанке.
— Давала, — ответила мисс Салли, вдруг заливаясь краской. — Ну, и что же из этого?
— Она отыскалась, сударыня, — сказал нотариус и размашистым движением вынул носовой платок из кармана. — Она отыскалась.
— Кто же ее отыскал? — быстро проговорила Сара.
— Мы, сударыня, — мы втроем. И, к сожалению, всего лишь вчера вечером, не то вам пришлось бы встретиться с нами гораздо раньше.
— Ну вот, теперь мы встретились, — сказала мисс Брасс и скрестила руки на груди, видимо решив отпираться от всего до последнего издыхания. — Чем же вы собираетесь меня удивить? Что вам взбрело в голову? Что-нибудь насчет этой девчонки? А доказательства где? Где доказательства? Вы говорите, будто нашли ее! А я скажу, кого вы нашли (если вам самим это невдомек), вы нашли хитрую, лживую, вороватую, подлую дрянь, такую дрянь, какой еще свет не видывал! Где она, здесь? — И мисс Салли зорко посмотрела по сторонам.
— Здесь ее нет, — ответил нотариус. — Но она находится в надежном пристанище.
— Ха! — вырвалось у Салли, и она с такой яростью захватила пальцами щепотку табака, точно это был не табак, а нос маленькой служанки. — Теперь ее ждет еще более надежное пристанище, ручаюсь вам!
— Будем надеяться, — ответил нотариус. — А признайтесь, когда она убежала, вы не вспомнили, что от вашей кухонной двери было два ключа?
Мисс Салли угостилась понюшкой табаку и, склонив голову набок, бросила пронзительный взгляд на своего собеседника, хотя губы у нее свело судорогой.
— Два ключа, — повторил нотариус. — И, пользуясь вторым ключом, ваша служанка имела возможность бродить по всему дому, когда вы думали, что она сидит взаперти, и подслушивать некоторые строго секретные беседы, в числе прочих ту самую беседу, содержание которой вы услышите сегодня из ее уст в присутствии судьи. Вам ясно, о чем я говорю? О той беседе, что велась между вами и мистером Брассом перед тем, как несчастный, ни в чем не повинный юноша был якобы уличен в краже — уличен настолько чудовищным способом, что я готов применить к участникам этого сговора те же эпитеты, которые вы давеча обрушили на голову жалкой маленькой свидетельницы вашего злодеяния, а вдобавок присовокуплю к ним ряд других, куда более выразительных.
Салли взяла еще одну понюшку, храня поразительное спокойствие. И все же это разоблачение явно застало ее врасплох, так как она, должно быть, ожидала совсем других упреков по поводу маленькой служанки.
Да ещё "Мистер Брасс высказал однажды предположение, будто их служанка «дитя любви» (а это значило все что угодно, только не «любимое дитя»)"...
Исходя из предположения о "полноте информации" (т.е., что в тексте романа достаточно сведений для того, чтобы найти ответ на загадку), читателю остаётся единственный вывод: Маркиза — незаконорожденная дочь Салли Брасс и Квилпа.
Именно такой вывод в своё время (довольно давно) сделала я, именно такой вывод мимоходом упоминался уже не помню в чьей читанной в те времена статье.
И вот теперь я решила прояснить этот вопрос окончательно, воспользовавшись тем, что поиск нужной информации за прошедшее время стал значительно проще. В результате я нашла две статьи: "Dickens' Marchioness identified" (Gerald G. Grubb, "Modern Language Notes", Vol. 68, No. 3 (Mar., 1953), pp. 162-165) и "Dickens's Marchioness again" (Angus Easson, "The Modern Language Review", Vol. 65, No. 3 (Jul., 1970), pp. 517-518).
Первая из них начиналась ссылкой на статью Mr. William Crosby Bennett'а, под названием "The Mystery of the Marchioness" ("Тайна Маркизы") ("The Dickensian", XXXVI (Autumn Number, 1940), 205-208), которую я найти не смогла. Грабб отзывается о статье как об "образце гипотетических рассуждений", которому не хватает только документального доказательства для окончательного подтверждения вывода, что Маркиза — незаконная дочь Дэниела Квилпа и мисс Салли Брасс. И именно такое доказательство Грабб и приводит.
Оказывается, в исправленной корректуре "Лавки древностей" имелось вычеркнутое место, по крайней мере наполовину отвечающее на данный вопрос. Оно приводится ниже в квадратных скобках:
The lovely Sarah, now with her arms folded, and now with her hands clasped behind her, paced the room with manly strides while her brother was thus employed, and sometimes stopped to pull out her snuff-box and bite the lid. [Gradually drawing in these walks, nearer and nearer Sampson, she suddenly gave vent to the emotion that stirred within her by twisting her right hand in his more than auburn locks, and shaking him desperately.
"Help, help!" cried Brass. "Gentlemen, I must be protected from personal violence. This fellow will be the death of me."
"Look at me," said Sally, "look at me and tell me.— What do you say of the first cause of all this — of that false and threacherous little serpent, eh?"
"Curse and confound her," returned Brass between his teeth. "I wish I had her here, that's all."
"You wish you had her here!" retorted Sally. "What do I wish, do you think?"
"Much the same, I suppose," said Sampson coolly, " It's not worse for you than for me."
Miss Sally folded her arms, and pressing her lips close together, and swaying herself from side to side, looked steadfastly at her brother.
"It's no worse!" she said, "no worse for the artful wretch to be the ruin of her own mother!"
Mr. Brass looked around the room, and under the table, as if for the parent in question: and again raised his eyes to his sister face.
"It's no worse, I ask you," repeated Sarah, "For her to be my ruin than yours?"
"Gentlemen," said Brass, turning pale, "there'a a little distraction going on here. You had better put that tray of forks out of the way, and take particular care of your penknives if you please."
Miss Brass smiled loftily at these fears, and folding her arms a little tighter, replied,
"I am her mother. She is my child. There. Now what do you say?"
"Why, I say," said Brass falling back in his chair, "don't talk nonsense. Your child? I don't believe such a thing’s possible. I am sure it isn't. It couldn't be. I'd sooner believe in Mrs. Southcott and her child. Non-sense!"
Giving utterance to this last word in a loud tone and with strong emphasis, Sampson bent over his writing again, and shook his head until he could shake it no longer.
The beautiful vision said no more, but resumed her walking up and down the room, and in perfect indifference to all that passed, and even to her brother’s troubled state of mind regarding herself and her late disclosure, which vented itself all the day in the constant utterance of such phrases "I'll never believe it possible! — It couldn't be — Don't tell me — Nonsense!" and the like, which he repeated, sometimes over and over again in a paroxysm of several minutes’s duration, and sometimes singly, and at long intervals; but always with uncommon vehemence. Of none of these expressions of wonder and incredulity, nor of the evident surprise and consternation of the three gentlemen, did Miss Brass takes the slightest heed.] She continued to pace up and down until she was quite tired, and then fell asleep on a chair near the door.
То же самое на русском (то, что в скобках, переведено мной, и да, я вижу всю пропасть, отделяющую этот текст от перевода Волжиной):
Самсон писал, а его сестра тем временем ходила по комнате, то скрестив руки на груди, то заложив их за спину; изредка она останавливалась, вынимала из кармана табакерку и прикусывала крышку зубами. [Добравшись наконец таким манером до Самсона, она, поддавшись внезапному порыву чувств, вцепилась правой рукой в более чем рыжеватые локоны брата и дёрнула что было силы.
— Помогите! — завопил Брасс. — Джентльмены, прошу оградить меня от посягательств этой особы. Она меня убьёт.
— Смотри на меня, — велела Салли, — смотри и отвечай. Что ты скажешь об этой лживой двурушной гадине, которая виновата во всём?
— Будь она проклята, — сквозь зубы процедил Самсон. — Хотел бы я только до неё добраться.
— Ты бы хотел! — воскликнула Салли. — А чего ж тогда, по-твоему, хочу я?
— Полагаю, того же самого, — равнодушно ответил Самсон. — Твоё положение не хуже моего.
Мисс Салли скрестила руки на груди, поджала губы и, качнувшись из стороны в сторону, пробуравила брата взглядом.
— Не хуже! — сказала она. — Эта хитрая дрянь погубила собственную мать! Не хуже?
Мистер Брасс недоумевающе оглядел комнату и даже заглянул под стол, будто надеясь найти там вышеупомянутого родителя, но, никого не обнаружив, снова посмотрел на сестру.
— Это не хуже, спрашиваю тебя, — повторила Сара, — что она погубила меня вместе с тобой?
— Джентльмены, — проговорил сильно побледневший Брасс. — Перед вами явный случай внезапного помутнения рассудка. Благоразумней было бы убрать поднос с вилками, и, сделайте милость, последите за вашими перочинными ножами.
Мисс Брасс, по-прежнему со скрещёнными на груди руками, только свысока усмехнулась над опасениями брата:
— Я её мать. Она — мой ребёнок. Так оно и есть. Что скажешь теперь?
— Что скажу? — сказал Брасс, откидываясь на спинку стула, — скажу "не говори чепухи". Твой ребёнок? Ни за что не поверю. Это невозможно. Просто не может быть. Да я скорее поверю в ребёнка миссис Сауткот*. Че-пу-ха!
Громко и внушительно выговорив последнее слово, Самсон снова принялся писать. Одновременно с этим занятием он не переставая тряс головой, пока вконец не выбился из сил.
Прелестное создание не сказало больше ни слова и снова принялось расхаживать по комнате взад и вперёд, нисколько не потревоженное как только что произошедшей беседой, так и состоянием брата, которому её признание не давало покоя, что выражалось в навязчивом повторении восклицаний "Никогда не поверю! — Это невозможно — И не заикайся — Чепуха!" и тому подобных заявлений, то непрерывно сменяющих друг друга на протяжении нескольких минут, то вырывающихся по одному после продолжительных пауз, но неизменно произносимых с беспримерным пылом. Однако мисс Брасс не обращала ни малейшего внимания ни на эти скептические возгласы, ни на явные изумление и ужас трёх джентльменов.] Это хождение из угла в угол продолжалось довольно долго, но, наконец, очаровательная Сара совсем выбилась из сил и, сев на стул около двери, заснула.
* Джоанна Сауткот — самопровозглашённая пророчица, которая на 64-м году жизни, по её словам, должна была родить нового мессию.
Таким образом, заключает Грабб, мы наконец получили документальное подтверждение тому, что в замысле её создателя и в первом варианте рукописи Маркиза была дочерью мисс Сары (Салли) Брасс. Далее автор статьи приводит ту самую "странную беседу", в подтверждение того, что отцом Маркизы был Квилп. А потом отмечает, что по ходу сюжета Маркиза запускает в действие "Haman plot" (имея в виду Амана из "Книги Эсфири", повешенного на виселице, приготовленной для жертвы его козней), погубивший вместо Кита тех, кто рыл ему яму — т.е., Квилпа и Брассов. А из сцены с признанием Салли мы узнаем, что причиной её и Квилпа гибели стала их собственная отверженная дочь. "Другими словами, они стали жертвами собственных интриг и глупости". И тут Грабб задаётся вопросом — почему же Диккенс отказался от явного прописывания "почти идеального подсюжета" и не раскрыл весь потенциал персонажа Маркизы, оставив её происхождение тайной? Почему он убрал из корректуры "самую драматическую сцену во всей книге"? Автор статьи предлагает ответ — потому что Диккенс не хотел отвлекать внимание читателя от Маленькой Нелл.
Но автор второй статьи не совсем согласен с такой точкой зрения, утверждая, что даже если такой мотив имел место, то у Диккенса могли быть и другие причины. Автор статьи указывает на то, что, исправляя корректуру, Диккенс дописал "странную беседу", в том числе вставив в неё следующее:
Услышав последний вопрос, маленькая служанка плотно сжала губы кружочком и часто-часто закивала, а взгляд ее, хоть и по-прежнему испуганный, стал в то же время хитрым-прехитрым.
Пленил ли мистера Квилпа этот безмолвный, но полный лукавства ответ, заинтересовало ли его по каким-нибудь другим причинам выражение лица девочки, захотелось ли ему просто из озорства смутить ее — неизвестно. Как бы то ни было, он поставил локти на стол, подпер щеки кулаками и вытаращил глаза.
Диккенс явно хотел подчеркнуть "загадку Маркизы". И хотя в главе 66 он вычеркнул признание Салли, но добавил в корректуру новый абзац, включающий, в частности, следующее:
Салли взяла еще одну понюшку, храня поразительное спокойствие. И все же это разоблачение явно застало ее врасплох, так как она, должно быть, ожидала совсем других упреков по поводу маленькой служанки.
В свете последующего разоблачения это могло бы выглядеть прелюдией к нему, но Диккенс добавил эти строки одновременно с вычеркиванием "признания", как бы в компенсацию сокращения. Из чего автор статьи делает вывод, что Диккенс хотел сохранить атмосферу тайны вокруг Маркизы, так и не сообщая читателю прямо, разоблачения какого секрета боится Салли. Вкупе с другими намёками, эта сцена помогает читателю догадаться самому, и идея о том, что Салли и Квилпа погубили их собственные поступки (см. статью Грабба), сохраняется, хоть и становится менее явной. Автор статьи указывает также на любовь Диккенса к мистификациям: например, в первом варианте рукописи, в самом начале, Нелл отвечает на вопрос рассказчика, зачем она сюда пришла. Но потом Диккенс заменяет её ответ словами, что она не должна об этом говорить. А в том абзаце эпилога, где говорится о размышлениях Дика на тему происхождения Софронии, Диккенс по мере редактирования намеренно делал выражения более туманными.
Отсюда автор заключает, что Диккенс предпочёл оставить Маркизу загадкой, а не открыть прямо её происхождения в качестве "freak".
Причём по ходу рассуждения автор статьи делает следующее замечание (по поводу разоблачения Салли и Квилпа Маркизой): "So out of evil comes good: but to make the Marchioness unequivocably their child would provide her with an almost impossible parentage if she is ever to come to good" ("Таким образом из зла родилось добро, но открыто сделать Маркизу их ребёнком значило бы практически лишить её возможности стать этим самым добром").
И в самом деле (это уже пошли мои мысли), каким образом от союза (говоря определениями из романа) людоеда и дракона могла родиться девочка, в которой (цитируя Честертона) "есть все, что предназначалось для Нелл, - она верна, смела и трогательна"?
Случай, когда у беспутного отца и добродетельной матери рождается добродетельная (в мать) дочь, в романах встречается довольно часто. Нередко при этом наличествует ещё беспутный (в отца) сын — собственно, Фред и Нелл как раз и есть пример такого расклада.
Но даже оставляя в стороне шаблоны "романного наследования моральных качеств", каким образом Маркиза выросла такой, какой она есть, живя в тех условиях, в каких она жила в доме Брассов?
Естественно, конечно, предположить, что до определённого возраста она жила где-то в другом месте (приюте, возможно?) — ну не возилась же Салли с грудным ребёнком!
Интересно, что аналогичным вопросом можно задаться и в отношении Дика, "осиротевшего в младенчестве". У кого он, собственно, воспитывался?
А если вернуться к литературным традициям... у меня возникла следующая идея.
В принципе, Дик, пришедший в себя после горячки, вовсе не так уж далёк от истины, когда решает, что попал в "Тысяча и одну ночь".
) Я имею в виду, что начиная с этого момента, жизнь его начинает развиваться по "сказочным законам". Хотя вернее было бы сказать, что для Дика и Маркизы "сказка" началась немного раньше — с того самого ужина и игры в криббедж, где Дик успешно сочетал в себе функции доброй феи и прекрасного принца по отношению к Золушке-Маркизе.
) А потом, по неизменному сказочному закону "возвращения добра", Маркиза становится героиней другой сказки, где верная и любящая девушка спасает жизнь дорогому человеку. И совершенно по сказочным канонам впереди у героев торжество справедливости (освобождение Кита), свадьба и "полцарства в придачу" в виде тётушкиного наследства (последние два пункта, правда, в обратном хронологическом порядке).
И вот тут вспоминаются слова Шкловского, сказавшего относительно "Тени" Шварца, что дочь людоеда (то бишь Аннунциата) в классовом отношении ничуть не лучше принцессы.
На самом деле, прекрасная дочь людоеда (злого волшебника или просто коварного царя), помогающая герою выполнить задания, обхитрить или победить её отца и нередко тем самым служащая причиной его гибели — достаточно распространённая традиция. Как и последующая женитьба на ней героя. 
Так что перед нами ещё один "сказочный отголосок" этой истории.
P.S. В связи с происхождением Маркизы можно сделать ещё два любопытных замечания.
Первое: слова Квилпа, сказанные Дику: "Да я вам второй отец!" интересно "отзываются" в эпилоге, когда Квилп посмертно становится тестем Дика.
Второе: Дик даёт Маркизе фамилию "Сфинкс" — примечательно, что раньше он говорил о Салли Брасс "Она — сфинкс во всём, что касается личной жизни".

Речь в нём пойдёт о происхождении "Маркизы", служанки в доме Брассов.
читать дальшеЭпилог, поведавший нам о том, что Дик Свивеллер и Софрония Сфинкс (имя, данное ей Диком) поженились, сообщает также следующее:
Мистер Свивеллер, всегда отличавшийся некоторой склонностью к философствованию, порой впадал в глубокую задумчивость, сидя в курительной беседке, и в такие минуты мысли его вертелись вокруг тайны, окружавшей происхождение Софронии. Сама Софрония считала себя сиротой, но мистер Свивеллер, сопоставляя кое-какие, казалось бы незначительные, обстоятельства ее жизни, начинал подумывать, что мисс Брасс, вероятно, была более осведомлена на этот счет, и, зная о странной беседе своей жены с Квилпом от нее же самой, приходил к выводу, что, будь карлик жив, он тоже мог бы разгадать эту загадку.
"Странная беседа" выглядела так:
— Служанка-то все-таки должна быть дома, — сказал карлик и постучался. — Мне этого вполне достаточно.
После довольно долгого ожидания дверь приотворилась и из-за нее послышался чей-то слабенький голосок: — Пожалуйста, будьте так добры, оставьте карточку, или, может, передать на словах?
— Э-э? — недоуменно протянул Квилп, глядя на маленькую служанку сверху вниз — угол зрения для него, карлика, совершенно необычный.
Но девочка твердила одно и то же, как и в первую свою встречу с мистером Свивеллером: — Пожалуйста, будьте так добры, оставьте карточку, или, может, передать на словах?
— Я напишу письмо, — сказал карлик и, оттолкнув ее, прошел в контору. — Передай его хозяину сразу, как только он вернется, слышишь? — И мистер Квилп вскарабкался на высокую табуретку, а маленькая служанка, наученная, как вести себя в подобных случаях, уставилась на него во все глаза, готовясь, если он вздумает прикарманить хотя бы одну облатку, выбежать на улицу и позвать полицию.
Складывая свое послание (написать которое ему было недолго, по причине его краткости), мистер Квилп поймал на себе взгляд маленькой служанки. Он ответил ей взглядом долгим и внимательным.
— Как поживаешь? — спросил карлик, смачивая языком облатку и корча при этом страшные рожи.
Маленькая служанка, вероятно, испуганная его гримасами, только шевельнула губами, но по их беззвучному движению можно было догадаться, что она повторяет про себя заученную формулу насчет карточки или передачи на словах.
— Плохо с тобой здесь обращаются? Хозяйка, наверно, фурия? — с усмешкой спросил Квилп.
Услышав последний вопрос, маленькая служанка плотно сжала губы кружочком и часто-часто закивала, а взгляд ее, хоть и по-прежнему испуганный, стал в то же время хитрым-прехитрым.
Пленил ли мистера Квилпа этот безмолвный, но полный лукавства ответ, заинтересовало ли его по каким-нибудь другим причинам выражение лица девочки, захотелось ли ему просто из озорства смутить ее — неизвестно. Как бы то ни было, он поставил локти на стол, подпер щеки кулаками и вытаращил глаза.
— Ты откуда взялась? — спросил он после долгого молчания, поглаживая подбородок.
— Не знаю.
— Как тебя зовут?
— Никак.
— Не мели вздора, — отрезал Квилп. — Когда хозяйке что-нибудь нужно, как она тебя называет?
— Чертовкой, — ответила девочка и выпалила одним духом, точно опасаясь дальнейших расспросов: — Пожалуйста, будьте так добры, оставьте карточку, или, может, передать на словах?
Эти странные ответы, казалось, должны были бы только разжечь любопытство Квилпа. Однако он не вымолвил больше ни слова, еще задумчивее потер подбородок, нагнулся над письмом и, делая вид, будто с особой тщательностью и скрупулезностью выводит на конверте имя и фамилию адресата, украдкой бросал на маленькую служанку пытливые взгляды из-под своих лохматых бровей. Кончив этот тайный осмотр, карлик закрыл лицо ладонями и затрясся от беззвучного смеха, так что жилы у него на шее вздулись — того и гляди лопнут. Потом он надвинул шляпу на нос, чтобы скрыть от девочки свое веселое настроение и багровую физиономию, швырнул ей письмо и быстро вышел из конторы.
На улице карлик неизвестно почему прыснул со смеху, схватился за бока, снова прыснул, нагнулся к пыльной решетке подвального окна и до тех пор заглядывал вниз, стараясь еще раз увидеть девочку, пока не выбился из сил.
Кроме того, имеется загадочная реакция Салли Брасс в разговоре с нотариусом:
— Мисс Брасс, — сказал нотариус, выступивший первым в эту критическую минуту. — Люди нашего с вами ремесла при желании могут прекрасно понять друг друга без лишних слов. Не так давно вы давали объявление о сбежавшей служанке.
— Давала, — ответила мисс Салли, вдруг заливаясь краской. — Ну, и что же из этого?
— Она отыскалась, сударыня, — сказал нотариус и размашистым движением вынул носовой платок из кармана. — Она отыскалась.
— Кто же ее отыскал? — быстро проговорила Сара.
— Мы, сударыня, — мы втроем. И, к сожалению, всего лишь вчера вечером, не то вам пришлось бы встретиться с нами гораздо раньше.
— Ну вот, теперь мы встретились, — сказала мисс Брасс и скрестила руки на груди, видимо решив отпираться от всего до последнего издыхания. — Чем же вы собираетесь меня удивить? Что вам взбрело в голову? Что-нибудь насчет этой девчонки? А доказательства где? Где доказательства? Вы говорите, будто нашли ее! А я скажу, кого вы нашли (если вам самим это невдомек), вы нашли хитрую, лживую, вороватую, подлую дрянь, такую дрянь, какой еще свет не видывал! Где она, здесь? — И мисс Салли зорко посмотрела по сторонам.
— Здесь ее нет, — ответил нотариус. — Но она находится в надежном пристанище.
— Ха! — вырвалось у Салли, и она с такой яростью захватила пальцами щепотку табака, точно это был не табак, а нос маленькой служанки. — Теперь ее ждет еще более надежное пристанище, ручаюсь вам!
— Будем надеяться, — ответил нотариус. — А признайтесь, когда она убежала, вы не вспомнили, что от вашей кухонной двери было два ключа?
Мисс Салли угостилась понюшкой табаку и, склонив голову набок, бросила пронзительный взгляд на своего собеседника, хотя губы у нее свело судорогой.
— Два ключа, — повторил нотариус. — И, пользуясь вторым ключом, ваша служанка имела возможность бродить по всему дому, когда вы думали, что она сидит взаперти, и подслушивать некоторые строго секретные беседы, в числе прочих ту самую беседу, содержание которой вы услышите сегодня из ее уст в присутствии судьи. Вам ясно, о чем я говорю? О той беседе, что велась между вами и мистером Брассом перед тем, как несчастный, ни в чем не повинный юноша был якобы уличен в краже — уличен настолько чудовищным способом, что я готов применить к участникам этого сговора те же эпитеты, которые вы давеча обрушили на голову жалкой маленькой свидетельницы вашего злодеяния, а вдобавок присовокуплю к ним ряд других, куда более выразительных.
Салли взяла еще одну понюшку, храня поразительное спокойствие. И все же это разоблачение явно застало ее врасплох, так как она, должно быть, ожидала совсем других упреков по поводу маленькой служанки.
Да ещё "Мистер Брасс высказал однажды предположение, будто их служанка «дитя любви» (а это значило все что угодно, только не «любимое дитя»)"...
Исходя из предположения о "полноте информации" (т.е., что в тексте романа достаточно сведений для того, чтобы найти ответ на загадку), читателю остаётся единственный вывод: Маркиза — незаконорожденная дочь Салли Брасс и Квилпа.
Именно такой вывод в своё время (довольно давно) сделала я, именно такой вывод мимоходом упоминался уже не помню в чьей читанной в те времена статье.
И вот теперь я решила прояснить этот вопрос окончательно, воспользовавшись тем, что поиск нужной информации за прошедшее время стал значительно проще. В результате я нашла две статьи: "Dickens' Marchioness identified" (Gerald G. Grubb, "Modern Language Notes", Vol. 68, No. 3 (Mar., 1953), pp. 162-165) и "Dickens's Marchioness again" (Angus Easson, "The Modern Language Review", Vol. 65, No. 3 (Jul., 1970), pp. 517-518).
Первая из них начиналась ссылкой на статью Mr. William Crosby Bennett'а, под названием "The Mystery of the Marchioness" ("Тайна Маркизы") ("The Dickensian", XXXVI (Autumn Number, 1940), 205-208), которую я найти не смогла. Грабб отзывается о статье как об "образце гипотетических рассуждений", которому не хватает только документального доказательства для окончательного подтверждения вывода, что Маркиза — незаконная дочь Дэниела Квилпа и мисс Салли Брасс. И именно такое доказательство Грабб и приводит.
Оказывается, в исправленной корректуре "Лавки древностей" имелось вычеркнутое место, по крайней мере наполовину отвечающее на данный вопрос. Оно приводится ниже в квадратных скобках:
The lovely Sarah, now with her arms folded, and now with her hands clasped behind her, paced the room with manly strides while her brother was thus employed, and sometimes stopped to pull out her snuff-box and bite the lid. [Gradually drawing in these walks, nearer and nearer Sampson, she suddenly gave vent to the emotion that stirred within her by twisting her right hand in his more than auburn locks, and shaking him desperately.
"Help, help!" cried Brass. "Gentlemen, I must be protected from personal violence. This fellow will be the death of me."
"Look at me," said Sally, "look at me and tell me.— What do you say of the first cause of all this — of that false and threacherous little serpent, eh?"
"Curse and confound her," returned Brass between his teeth. "I wish I had her here, that's all."
"You wish you had her here!" retorted Sally. "What do I wish, do you think?"
"Much the same, I suppose," said Sampson coolly, " It's not worse for you than for me."
Miss Sally folded her arms, and pressing her lips close together, and swaying herself from side to side, looked steadfastly at her brother.
"It's no worse!" she said, "no worse for the artful wretch to be the ruin of her own mother!"
Mr. Brass looked around the room, and under the table, as if for the parent in question: and again raised his eyes to his sister face.
"It's no worse, I ask you," repeated Sarah, "For her to be my ruin than yours?"
"Gentlemen," said Brass, turning pale, "there'a a little distraction going on here. You had better put that tray of forks out of the way, and take particular care of your penknives if you please."
Miss Brass smiled loftily at these fears, and folding her arms a little tighter, replied,
"I am her mother. She is my child. There. Now what do you say?"
"Why, I say," said Brass falling back in his chair, "don't talk nonsense. Your child? I don't believe such a thing’s possible. I am sure it isn't. It couldn't be. I'd sooner believe in Mrs. Southcott and her child. Non-sense!"
Giving utterance to this last word in a loud tone and with strong emphasis, Sampson bent over his writing again, and shook his head until he could shake it no longer.
The beautiful vision said no more, but resumed her walking up and down the room, and in perfect indifference to all that passed, and even to her brother’s troubled state of mind regarding herself and her late disclosure, which vented itself all the day in the constant utterance of such phrases "I'll never believe it possible! — It couldn't be — Don't tell me — Nonsense!" and the like, which he repeated, sometimes over and over again in a paroxysm of several minutes’s duration, and sometimes singly, and at long intervals; but always with uncommon vehemence. Of none of these expressions of wonder and incredulity, nor of the evident surprise and consternation of the three gentlemen, did Miss Brass takes the slightest heed.] She continued to pace up and down until she was quite tired, and then fell asleep on a chair near the door.
То же самое на русском (то, что в скобках, переведено мной, и да, я вижу всю пропасть, отделяющую этот текст от перевода Волжиной):
Самсон писал, а его сестра тем временем ходила по комнате, то скрестив руки на груди, то заложив их за спину; изредка она останавливалась, вынимала из кармана табакерку и прикусывала крышку зубами. [Добравшись наконец таким манером до Самсона, она, поддавшись внезапному порыву чувств, вцепилась правой рукой в более чем рыжеватые локоны брата и дёрнула что было силы.
— Помогите! — завопил Брасс. — Джентльмены, прошу оградить меня от посягательств этой особы. Она меня убьёт.
— Смотри на меня, — велела Салли, — смотри и отвечай. Что ты скажешь об этой лживой двурушной гадине, которая виновата во всём?
— Будь она проклята, — сквозь зубы процедил Самсон. — Хотел бы я только до неё добраться.
— Ты бы хотел! — воскликнула Салли. — А чего ж тогда, по-твоему, хочу я?
— Полагаю, того же самого, — равнодушно ответил Самсон. — Твоё положение не хуже моего.
Мисс Салли скрестила руки на груди, поджала губы и, качнувшись из стороны в сторону, пробуравила брата взглядом.
— Не хуже! — сказала она. — Эта хитрая дрянь погубила собственную мать! Не хуже?
Мистер Брасс недоумевающе оглядел комнату и даже заглянул под стол, будто надеясь найти там вышеупомянутого родителя, но, никого не обнаружив, снова посмотрел на сестру.
— Это не хуже, спрашиваю тебя, — повторила Сара, — что она погубила меня вместе с тобой?
— Джентльмены, — проговорил сильно побледневший Брасс. — Перед вами явный случай внезапного помутнения рассудка. Благоразумней было бы убрать поднос с вилками, и, сделайте милость, последите за вашими перочинными ножами.
Мисс Брасс, по-прежнему со скрещёнными на груди руками, только свысока усмехнулась над опасениями брата:
— Я её мать. Она — мой ребёнок. Так оно и есть. Что скажешь теперь?
— Что скажу? — сказал Брасс, откидываясь на спинку стула, — скажу "не говори чепухи". Твой ребёнок? Ни за что не поверю. Это невозможно. Просто не может быть. Да я скорее поверю в ребёнка миссис Сауткот*. Че-пу-ха!
Громко и внушительно выговорив последнее слово, Самсон снова принялся писать. Одновременно с этим занятием он не переставая тряс головой, пока вконец не выбился из сил.
Прелестное создание не сказало больше ни слова и снова принялось расхаживать по комнате взад и вперёд, нисколько не потревоженное как только что произошедшей беседой, так и состоянием брата, которому её признание не давало покоя, что выражалось в навязчивом повторении восклицаний "Никогда не поверю! — Это невозможно — И не заикайся — Чепуха!" и тому подобных заявлений, то непрерывно сменяющих друг друга на протяжении нескольких минут, то вырывающихся по одному после продолжительных пауз, но неизменно произносимых с беспримерным пылом. Однако мисс Брасс не обращала ни малейшего внимания ни на эти скептические возгласы, ни на явные изумление и ужас трёх джентльменов.] Это хождение из угла в угол продолжалось довольно долго, но, наконец, очаровательная Сара совсем выбилась из сил и, сев на стул около двери, заснула.
* Джоанна Сауткот — самопровозглашённая пророчица, которая на 64-м году жизни, по её словам, должна была родить нового мессию.
Таким образом, заключает Грабб, мы наконец получили документальное подтверждение тому, что в замысле её создателя и в первом варианте рукописи Маркиза была дочерью мисс Сары (Салли) Брасс. Далее автор статьи приводит ту самую "странную беседу", в подтверждение того, что отцом Маркизы был Квилп. А потом отмечает, что по ходу сюжета Маркиза запускает в действие "Haman plot" (имея в виду Амана из "Книги Эсфири", повешенного на виселице, приготовленной для жертвы его козней), погубивший вместо Кита тех, кто рыл ему яму — т.е., Квилпа и Брассов. А из сцены с признанием Салли мы узнаем, что причиной её и Квилпа гибели стала их собственная отверженная дочь. "Другими словами, они стали жертвами собственных интриг и глупости". И тут Грабб задаётся вопросом — почему же Диккенс отказался от явного прописывания "почти идеального подсюжета" и не раскрыл весь потенциал персонажа Маркизы, оставив её происхождение тайной? Почему он убрал из корректуры "самую драматическую сцену во всей книге"? Автор статьи предлагает ответ — потому что Диккенс не хотел отвлекать внимание читателя от Маленькой Нелл.
Но автор второй статьи не совсем согласен с такой точкой зрения, утверждая, что даже если такой мотив имел место, то у Диккенса могли быть и другие причины. Автор статьи указывает на то, что, исправляя корректуру, Диккенс дописал "странную беседу", в том числе вставив в неё следующее:
Услышав последний вопрос, маленькая служанка плотно сжала губы кружочком и часто-часто закивала, а взгляд ее, хоть и по-прежнему испуганный, стал в то же время хитрым-прехитрым.
Пленил ли мистера Квилпа этот безмолвный, но полный лукавства ответ, заинтересовало ли его по каким-нибудь другим причинам выражение лица девочки, захотелось ли ему просто из озорства смутить ее — неизвестно. Как бы то ни было, он поставил локти на стол, подпер щеки кулаками и вытаращил глаза.
Диккенс явно хотел подчеркнуть "загадку Маркизы". И хотя в главе 66 он вычеркнул признание Салли, но добавил в корректуру новый абзац, включающий, в частности, следующее:
Салли взяла еще одну понюшку, храня поразительное спокойствие. И все же это разоблачение явно застало ее врасплох, так как она, должно быть, ожидала совсем других упреков по поводу маленькой служанки.
В свете последующего разоблачения это могло бы выглядеть прелюдией к нему, но Диккенс добавил эти строки одновременно с вычеркиванием "признания", как бы в компенсацию сокращения. Из чего автор статьи делает вывод, что Диккенс хотел сохранить атмосферу тайны вокруг Маркизы, так и не сообщая читателю прямо, разоблачения какого секрета боится Салли. Вкупе с другими намёками, эта сцена помогает читателю догадаться самому, и идея о том, что Салли и Квилпа погубили их собственные поступки (см. статью Грабба), сохраняется, хоть и становится менее явной. Автор статьи указывает также на любовь Диккенса к мистификациям: например, в первом варианте рукописи, в самом начале, Нелл отвечает на вопрос рассказчика, зачем она сюда пришла. Но потом Диккенс заменяет её ответ словами, что она не должна об этом говорить. А в том абзаце эпилога, где говорится о размышлениях Дика на тему происхождения Софронии, Диккенс по мере редактирования намеренно делал выражения более туманными.
Отсюда автор заключает, что Диккенс предпочёл оставить Маркизу загадкой, а не открыть прямо её происхождения в качестве "freak".
Причём по ходу рассуждения автор статьи делает следующее замечание (по поводу разоблачения Салли и Квилпа Маркизой): "So out of evil comes good: but to make the Marchioness unequivocably their child would provide her with an almost impossible parentage if she is ever to come to good" ("Таким образом из зла родилось добро, но открыто сделать Маркизу их ребёнком значило бы практически лишить её возможности стать этим самым добром").
И в самом деле (это уже пошли мои мысли), каким образом от союза (говоря определениями из романа) людоеда и дракона могла родиться девочка, в которой (цитируя Честертона) "есть все, что предназначалось для Нелл, - она верна, смела и трогательна"?
Случай, когда у беспутного отца и добродетельной матери рождается добродетельная (в мать) дочь, в романах встречается довольно часто. Нередко при этом наличествует ещё беспутный (в отца) сын — собственно, Фред и Нелл как раз и есть пример такого расклада.
Но даже оставляя в стороне шаблоны "романного наследования моральных качеств", каким образом Маркиза выросла такой, какой она есть, живя в тех условиях, в каких она жила в доме Брассов?
Естественно, конечно, предположить, что до определённого возраста она жила где-то в другом месте (приюте, возможно?) — ну не возилась же Салли с грудным ребёнком!
Интересно, что аналогичным вопросом можно задаться и в отношении Дика, "осиротевшего в младенчестве". У кого он, собственно, воспитывался?
А если вернуться к литературным традициям... у меня возникла следующая идея.



И вот тут вспоминаются слова Шкловского, сказавшего относительно "Тени" Шварца, что дочь людоеда (то бишь Аннунциата) в классовом отношении ничуть не лучше принцессы.


Так что перед нами ещё один "сказочный отголосок" этой истории.
P.S. В связи с происхождением Маркизы можно сделать ещё два любопытных замечания.
Первое: слова Квилпа, сказанные Дику: "Да я вам второй отец!" интересно "отзываются" в эпилоге, когда Квилп посмертно становится тестем Дика.
Второе: Дик даёт Маркизе фамилию "Сфинкс" — примечательно, что раньше он говорил о Салли Брасс "Она — сфинкс во всём, что касается личной жизни".
@темы: Рассуждения, Диккенс, Цитаты
Комментарии
Вставить цитату
Дневник воинствующей конформистки
Авторизация
Записи
- Календарь записей
- Темы записей
-
237 Жизнь
-
203 Книги
-
194 Цитаты
-
190 Рассуждения
-
187 Фанфики
-
182 Настроения
-
152 Пратчетт
-
140 Tolkien
-
87 Впечатления
-
75 Экранизации
-
55 Диккенс
-
44 Вопросы
-
37 Ссылки
-
32 Переводы
-
31 Песни
-
30 Эрмитаж
-
29 ФБ
-
28 Фильмы
-
28 Death Note
- Список заголовков
Главное меню
Ссылки
Кто её знает, Салли... может, дочь ей своим существованием как-то в жизни "помешала"? А, может, она просто бесчувственная злодейка.
Возможно. Мне еще кажется, что Диккенс не стал напрямую называть Салли и Квилпа родителями Маркизы, поскольку в самом романе нет даже намеков на какие-либо романтические отношения между этими двумя. Поэтому осталась некая недосказанность - если читатели хотят, могут сами додумать, не хотят - пусть считают Маркизу просто сиротой.