Читаю...

[Хейлир]

«Драматургию Евгения Шварца» Исаевой.

Преемственная связь как с Андерсеном, так и с Гофманом обозначена в самом имени героя Шварца — Христиан-Теодор, в котором отраженно присутствуют оба автора — Ганс-Христиан (Андерсен) и Эрнст-Теодор (Гофман).

Да-а-а... и живут же на свете такие феерические тормоза.

А вот второе...

«...он поступал как безумец, шел прямо, не сворачивая, он был казнен – и вот он жив, жив, как никто из нас», — словно бы завершает этот спор Доктор.

Не-а. Доктор говорит не это. Полностью его выступление выглядит вот так:

Вбегает Доктор.

Доктор. Он поправился. Слышите вы все: он поступал как безумец, шел прямо, не сворачивая, он был казнен – и вот он жив, жив, как никто из вас.

Почувствуйте разницу, как говорится. Какая своевременная и уместная отповедь, после его-то собственного «отречения»...

И лично у меня она всегда вызывала в памяти другую пьесу Шварца. «Дракона». И примерно столь же уместное выступление Бургомистра, с очень красноречивой авторской ремаркой.

Входит Ланцелот.

Бургомистр (кликушествуя). Слава тебе, слава, осанна, Георгий Победоносец! Ах, простите, я обознался в бреду. Мне вдруг почудилось, что вы так на него похожи.

Да, я очень злой человек. И нет, я не осуждаю Доктора, он, в конце концов, не помогал губить Учёного (как Юлия Джули) и даже пытался помочь ему... но хоть помолчать насчёт «вас» можно было?

А вот в экранизации 1970-го года Доктор тихо говорит это стоящей рядом Юлии Джули... разумеется, заканчивая словами «жив, как никто из нас». Но тамошний Доктор прекрасно понимает, что именно он сделал. См. сцену-отсебятину, где он говорит, что живую воду для Учёного может достать только тот, кто его любит, и на предложение сделать это самому отвечает: «Я не смогу. Я его предал».

Вообще я несколько раз пыталась себе представить сцену воскрешения Учёного... и гадала, сказал ли он что-нибудь Доктору и что именно. А ведь во второй черновой редакции «Тени» Учёный предлагает Доктору уйти из города вместе с ними...

P.S. Досмотрела наконец юго-западного «Дракона». Это как раз то, что я называю «чрезмерной экспрессивностью», ага. Ну зачем настолько педалировать фарсовость сцен с Бургомистром и пр.? Вот в акимовской «Тени» на грани фарса играл один Светин (Министр финансов) — и при этом сцена с Юлией, например, всё равно оставалась трагичной, и фарсовость эту трагичность только подчёркивала.

А сцены с Бургомистром и Генрихом, во-первых, достаточно смешны сами по себе, а, во-вторых (как и другие сцены с обывателями) страшны именно своей... "тихостью". Всё "спокойно и достойно", "уютно и семейственно", "тихо и послушно"... в том-то и главный ужас.

Так же, как шварцевская сцена песенки про стрекозу во время казни Учёного страшнее, чем сцены с гильотиной во второй экранизации «Тени». Про «Убить дракона» я и вовсе молчу.

А вот что в юго-западном «Драконе» действительно хорошо — это «программные монологи» Ланцелота. Про жалобную книгу, про любовь, про человеческие души, перед смертью... Удивительно пронзительные и искренние. Когда он начинает рассказывать о жалобной книге, действительно веришь, что заглянувший в неё не успокоится никогда.

@темы: Рассуждения, Впечатления, Экранизации, Книги, Цитаты

Comments

[kemenkiri]

Это как раз то, что я называю «чрезмерной экспрессивностью», ага.

Это как раз их стиль. Т.е. если и баг, то одновременно и фича.

А вот что в юго-западном «Драконе» действительно хорошо — это «программные монологи» Ланцелота.

Не удержусь

от длинной цитаты

процитировать:

"Гамлет для меня — прежде всего духовный человек. Я не вижу в нем ни раздражения, ни «недоброты», ни «колючести», как не раз писали о том. Я своего Гамлета таким не стремился играть. Может быть, кто-то так увидел. Но для меня Гамлет, прежде всего, это активное добро. И он близок... Ланцелоту, которого я играю в спектакле Евг. Шварца.
Они оба — рыцари. В них — все лучшее, что было когда-то (а может быть, это относится ко всем временам): вера в человека, в добро, честь и достоинство, благородство, умение прощать и быть великодушным. (...)
Вообще «Дракон» Евг. Шварца для меня такая же «лакмусовая бумажка» на проверку вкуса и «души» зрителя, как и «Гамлет».
Я говорю это не потому, что играю роль Гамлета, и моя роль для меня важнее всего. Есть еще что-то, что важнее отдельной роли, даже самой прекрасной и желанной для актера. Ощущение победы света и добра, которое рождается в наших спектаклях. Какую бы мрачную картину ни рисовали нам сцены истории, где Гамлет должен погибнуть в кольце врагов, — все равно герой сильнее всего этого. Он олицетворяет в спектакле идеал, без которого неполна и даже невозможна жизнь. Именно поэтому я вижу моих героев спокойными, очень простыми, без котурнов, без позы, искренними и сердечными, но с большой внутренней силой. От них, по-моему, должен исходить свет. Я стараюсь передать зрительному залу добрую энергию, стараюсь передать это и взглядом, и доступными мне пластическими средствами, которые, по моему пониманию, должны исходить от таких людей. Если финал «Дракона» сегодня не всегда воспринимается зрителями, как такая победа света и справедливости, значит, и я и все мы не сумели донести, сыграть этот финал, как надо. Главные акценты наших спектаклей, конечно же, не на «мраке», а на выходе из него, на том, чтобы зритель почувствовал нашу веру в свет, — ведь в свет и добро на самом деле все верят, только не всегда отдают себе в этом отчет."
Виктор Авилов "О «ГАМЛЕТЕ» И ОБО ВСЕМ ОСТАЛЬНОМ" (1988 г.)
ugozapad.msk.ru/10_ann/art_04.html

[Хейлир]

Это как раз их стиль. Т.е. если и баг, то одновременно и фича.

В "Гамлете" она смотрится куда уместней, чем в постановке Шварца, который всегда старался писать "чисто, наивно и ясно". Вот Ланцелот там действительно такой...

Но для меня Гамлет, прежде всего, это активное добро. И он близок... Ланцелоту, которого я играю в спектакле Евг. Шварца. Они оба — рыцари.

(по внезапной аберрации мысли) А шварцевского "Дон-Кихота" они не ставили?

Если финал «Дракона» сегодня не всегда воспринимается зрителями, как такая победа света и справедливости, значит, и я и все мы не сумели донести, сыграть этот финал, как надо. Главные акценты наших спектаклей, конечно же, не на «мраке», а на выходе из него, на том, чтобы зритель почувствовал нашу веру в свет, — ведь в свет и добро на самом деле все верят, только не всегда отдают себе в этом отчет.

На мой взгляд, в юго-западном "Драконе" эта победа слишком уж сосредоточена на образе одного Ланцелота. Из того, что бросается в глаза: нет борьбы Эльзы ("Я взяла нож, чтобы убить себя. И не убью", "Видишь этот нож? Дракон приказал, чтобы я убила тебя этим ножом"), мы не видим жителей города, помогающих Ланцелоту... и как-то "проскакивают" слова Шарлеманя: "Пожалейте нас, бедных убийц, господин Ланцелот".

[kemenkiri]

В "Гамлете" она смотрится куда уместней, чем в постановке Шварца

Интересно. Неожиданно. Я как раз не люблю часть утрирования в "Гамлете", потому что оно и в спектакле не исконно, а выросло к гастрольной версии...
А Шварц - это все-таки в т.ч. и сатира (как мне кажется), я, кажется, цитировала, что кто-то из смотревших "Гамлета" в этой версии сказал, что Полоний там "по Шварцу"... Так что как раз я ожидала бы уместности такой манеры строго в другом случае.

А шварцевского "Дон-Кихота" они не ставили?

Увы-сь. Я вообще что-то не слыхала о его постановках...

эта победа слишком уж сосредоточена на образе одного Ланцелота

И опять же соглашусь, что спектакль нехило центрирован на Ланцелота. И что это опять же, не случайно вышло, а было сознательно заложено в конструкцию. Рискну предположить, что сие было сочтено самым действенным способом донести идеал "активного добра" до зрителей...
Хотя, на мой взгляд, тема "маленького человека" - это тоже одна из тем старого "Юго-Запада"...

*

А ты Акимовскую постановку видела живьем или в записи?