Сегодня...

[heylir]

после работы (рабочий день закончился в 16-00) нужно было зайти в "Буквоед" в начале Невского, за подарком отцу. Решила по дороге до метро зайти ещё в ДВК. Моё намерение очень удачно совпало с перекрытием Невского, из-за того, что по нему двигался кортеж с Дедом Морозом. Тротуары были запружены как пешеходами, так и зрителями.

Поскольку настроение и так было фиговое, решила под него купить-таки "иллюстрированный сценарий" к "Санта-Хрякусу".

Объяснение, почему "Санта-Хрякус" нагоняет на меня тоску.

Почему "Санта-Хрякус" нагоняет на меня тоску? Я имею в виду книгу, в фильме очень многое сглажено...

Потому что в самый кульминационный и пафосный момент, когда Смерть объясняет Сьюзен, зачем нужна вера в Санта-Хрякуса и говорит ей о "большой лжи", мне невольно приходит в голову мысль — а люди это бы заметили? То, что взошло уже не солнце? Для них, обычных людей, не внучек Смерти, была бы разница? Они заметили бы, если "большая ложь" исчезла?

Почему мне кажется, что нет? Из-за тех двух... эээ... "обыгранных" "рождественских историй".

Из-за девочки со спичками, про которую Альберт говорит: "Но маленькая бездомная девочка, умирающая в снегу… Это ведь дух страшдества! Ну, то есть когда люди узнают об этом, то обычно говорят: «Возможно, мы беднее безногого банана, а на страшдественский ужин у нас только грязь и сапоги, но нам повезло больше, чем этой малютке». И чувствуют себя счастливыми и благодарными за то, что имеют". Я уже говорила, что я думаю по поводу этой "морали" и не буду повторять снова.

Хотя, конечно, формально Альберт (волшебник, ставший слугой Смерти, чтобы не умереть) уже не человек, и можно поспорить о том, насколько стоит доверять ему в вопросе о мировоззрении людей. Впрочем, поправку на особенности восприятия персонажей делать никогда не лишне.

Но дело даже не столько в этом... сколько в этой сцене, например:

Смерть поднял девочку и зашагал к выходу из переулка.

Снежинки падали ласково, словно ангельские перья. Смерть вышел на улицу и увидел две пробиравшиеся через сугробы фигуры.

– ПЕРЕНЕСИТЕ ЕЕ В ТЕПЛОЕ МЕСТО И НАКОРМИТЕ ХОРОШИМ УЖИНОМ, – приказал он, передавая свою ношу одному из мужчин. – И УЧТИТЕ, Я ВЕДЬ ПРОВЕРЮ.

После чего он развернулся и исчез в вихре снега. Констебль Посети посмотрел на сверток у себя в руках, а потом – на капрала Шноббса.

– Что все это значит, капрал? – Шноббс откинул край одеяла.

– Чтоб я сдох, – покачал головой он. – Похоже, сегодня ночью нам предстоит заняться благотворительностью.

– Ну надо же, сунул ребенка в руки абсолютно чужих людей и удрал! Все мы умеем быть такими благодетелями…

– Перестань ныть, в штаб-квартире полно жратвы, – миролюбиво откликнулся Шнобби.

Он испытывал необъяснимое, но твердое чувство, что именно так и нужно поступить. Он помнил человека в гроте, но почему-то никак не мог вспомнить его лицо. Точно так же он не мог вспомнить лицо человека, передавшего им девочку. Значит, это был один и тот же человек.


Надо отдать должное, в оригинале реплика констебля звучит куда менее возмущенно: "I don’t call it very charitable, just dumping someone on people like this".

И всё же, всё же... так для того, чтобы спасти ребенка, городским стражникам нужен взгляд Смерти, не больше-не меньше?

В фильме мы, естественно, не слышим мыслей стражника, и его замечание по адресу Смерти "Некоторые просто не понимают духа страшдества" вызывает разве что понимающую улыбку своей "искренней двухстандартностью".

А ещё... там был король Wenceslas. Вот здесь приводится соответствующий эпизод из "Санта-Хрякуса" и текст песни. И если история девочки со спичками высвечивает людское благодушное бессердечие, то эта — обличает высокомерное фарисейство под маской доброты.

ОК, это всё правильно, только вот... а выход-то где? Кто наведет порядок в искаженных на плоскомирный лад "рождественских историях"? Не люди, нет - Смерть. Хорошо, Санта-Хрякус, роль которого исполняет Смерть. А что будет, когда страшдество закончится? Да, тот вопрос Кагеро - а что будет с девочкой завтра? В мире, где люди на страшдество радуются тому, что кому-то хуже, чем им? Где благотворительность - лишь прикрытие для себялюбия?

Где и Санта-Хрякуса спасают Смерть и внучка Смерти, а помогают внучке божество похмелья и зубная фея... А что же "обычные люди"? Нет, для них страшдество нечто большее, чем солярный праздник — для Банджо, детей, за которыми смотрела Сьюзен, профессоров НУ, помнящих семейные празднества, и даже приверженца натуральной философии Пондера, который, хоть и взрослый, но ещё не забыл, как звали кабанов Санта-Хрякуса. И если бы речь шла только об "украденном страшдестве" и солнце, которое не взойдёт...

Но "большая ложь", то что делает людей людьми, "справедливость и милосердие"... где они в "Санта-Хрякусе"? Исходящие не от Смерти, а от обычных людей?

Сьюзен вдруг поняла, что не хочет бросать его тут. Он ведь человек. Во всяком случае, внешне. Две руки, две ноги. А здесь он может замерзнуть. Конечно, божество, пусть даже о божество, вряд ли способно замерзнуть, и все равно… Человек человека в беде не бросит. Сьюзен мысленно даже похвалила себя за нормальное, человеческое, мышление.

Только вот "человеческое" оно, похоже, только по названию...

P.S. А в фильме многое сглажено, да. Нет ангелов и, соответственно, вопроса, почему они не могут прилететь раньше. Нет истории с королем. И рассказ Альберта о лошадке укорочен — нет слов "Да и все равно тем же вечером за ужином папа напился и наступил на нее" (закрывающий даже теоретическую возможность "хорошего конца" той истории), а также "Папа немедленно обменял бы ее на пару бутылок" и "если бы отец поймал нас с мешком дорогих игрушек, мы немедленно получили бы по ушам за то, что их украли" — на мой взгляд, закрывающие возможность хэппи-энда в конце. То есть да, жест красивый, но закончится-то чем? Возможно, всю книгу пронизывает именно это ощущение — пусть хотя бы сегодня всё будет не так, как обычно, но только это ведь ничего не изменит. А фильм будет "повеселее".

Но как же невыносимо "готишна" сцена конца первой серии (?), где рядом со светящейся кучей молочных зубов медленно и торжествующе кружится Тчай-Тчай с поднятыми руками (вид сверху), с упоением крича "Всем счастливого страшдества!" И так же медленно рушится, рушится, рассыпаясь в прах, Замок Костей...

И как же... uplifting... сцена травли зверя по снежному полю — и рождение нового солнца.