книга "Автор-образ-читатель". Надо будет заказать на алибе.
Несколько цитатВспомним заключительную реплику Герцога: «Он умер. Боже!/Ужасный век, ужасные сердца!»
Если начало — простая констатация факта, то всё остальное — откуда? Откуда столь высокое «над», интеллектуальная зрелость, мудрость этического прозрения, философски-обобщающий взгляд на современность? Мог ли так сказать Герцог, молодой человек, сын своего времени, своей эпохи? Нет, конечно. В словах Герцога мы слышим голос Пушкина; поэт «заставил его высказать то, что должен был выговорить от своего лица».
Кстати, мне кажется, или в фильме Швейцера эту фразу Герцог не говорит, а произносит её Импровизатор, уже обратно "на сцене"?
А. М. Горький пишет К. П. Пятницкому: «В пьесе много лишних людей и нет некоторых — необходимых — мыслей, а речь Сатина о человеке-правде бледна. Однако — кроме Сатина — её некому сказать, и лучше, ярче сказать — он не может. Уже и так эта речь чуждо звучит его языку. Но - ни черта не поделаешь!»
Из воспоминаний Гончарова о Белинском: «На меня он иногда как будто накидывался за то, что у меня не было злости, раздражения, субъективности. "Вам все равно, попадется мерзавец, дурак, урод или порядочная, добрая натура, — всех одинаково рисуете: ни любви, ни ненависти ни к кому!" И это скажет (и не раз говорил) с какою-то доброю злостью, а однажды положил ласково после этого мне руки на плечи и прибавил почти шепотом: "А это хорошо, это и нужно, это признак художника!" — как будто боялся, что его услышат и обвинят за сочувствие к бестенденциозному писателю».