читать "Going Postal" в оригинале.
Несколько мест в сравнении с переводом.1. Мойст думает о положении, в которое его поставил Ветинари:
Что же надо быть за человеком, чтобы поставить осужденного преступника во главе целого отдела городского правительства? Не говоря уже о, скажем, рядовом избирателе.
На самом деле:
What kind of man would put a known criminal in charge of a major branch of government? Apart from, say, the average voter.
Что-то вроде «Да кто же поставит известного преступника на важный государственный пост? Не считая, конечно, рядового избирателя».
Это типа шутка такая, угу. В Ужостралии, например, всех политиков сразу после выборов отправляют в тюрьму. Для экономии времени.
2. Последний аргумент Мойста после «обвинительной речи» мистера Помпы:
— Я за все расплатился. Меня чуть не повесили, черт возьми!
— Да. Но Даже Сейчас Вы продолжаете Думать О Бегстве, Или О Том, Как Обернуть Ситуацию Себе На Пользу.
На самом деле:
— I'm paying for all that! I was nearly hanged, godsdammit!
— Yes. But Even Now You Harbour Thoughts Of Escape, Of Somehow Turning The Situation To Your Advantage.
Не то грамматическое время. «Я расплачиваюсь за это!», что куда логичнее, учитывая, что Липвиг только начал работу на Почтамте — и ему совсем недавно стало известно, что работа эта смертельно опасна. «Почти повешение» — это так, лёгкий штришок на фоне.
И возражение Помпы в таком контексте становится куда уместнее.
3. Ах, Губвиг. Вы так ничего и не поняли. Мистеру Помпе нельзя приказать самоуничтожиться. Я предполагал, что вы, наконец, додумаетесь до этого. Если еще раз повторите этот приказ, будут предприняты карательные действия.
Ah, Lipwig. Despite everything, you do not pay attention. Mr Pump cannot be instructed to destroy himself. I would have thought you at least could have worked this out. If you instruct him to do so again, punitive action will be taken.
Тут скорее «Вы всё так же невнимательны. Мистеру Помпе нельзя приказать самоуничтожиться. Я бы предположил, что вы хотя бы самостоятельно додумаетесь до этого».
И, честно говоря, от междометия «ах» в речи Патриция меня берёт дикий когнитивный диссонанс, но я сама не могу подобрать подходящего аналога.
4. Он позволил разгореться золотому сиянию. Он обманул их, даже в этом. Но была и светлая сторона: он мог продолжать, он не мог остановиться. Все что ему оставалось, это напоминать себе каждые несколько месяцев, что он может бросить все в любой момент. Он мог, но никогда не сделает этого.
На самом деле:
He let the golden glow rise. He'd fooled them all, even here. But the good bit was that he could go on doing it; he didn't have to stop. All he had to do was remind himself, every few months, that he could quit any time. Provided he knew he could, he'd never have to.
Небольшая путаница в модальных глаголах, и душевное состояние персонажа отчётливо «сдвигается в сторону».
Он дал разгореться золотому сиянию. Он всех их обманул, даже в этом. Но зато он мог продолжать, он мог не останавливаться. Всё, что нужно было — напоминать себе, каждые несколько месяцев, что он может бросить все в любой момент. И если он будет знать, что может это сделать, ему никогда не придётся делать этого.
Акцент не на «внешней силе», заставляющей Мойста остаться, а на его потребности сознавать, что у него есть свободный выбор. Что он не просто молоток или пешка в руках лорда Ветинари, и что он делает то, что хочет делать.
5. И примеры добавления/опускания нюансов:
Он никогда не опускался до того, чтобы бить кого-нибудь по голове. Он даже дверь ни разу не выламывал. Ну да, иногда вскрывал замки, но потом всегда аккуратно запирал их за собой. Помимо всех этих конфискаций, неожиданных разорений и внезапных банкротств, что он, в сущности, сделал действительно плохого? Он просто менял местами числа.
He'd never so much as tapped someone on the head. He’d never even broken down a door. He had picked locks on occasion, but he’d always locked them again behind him. Apart from all those repossessions, bankruptcies and sudden insolvencies, what had he actually done that was bad, as such? He’d only been moving numbers around.
«Не опускался до» добавлено переводчиком. Мойст рассматривает свои действия по отношению к границе «действительно плохого», а не по линии «высокий-низкий».
Когда люди смотрят на тебя, как на грязь под ногами, это одно дело, но странно было, когда так смотрела сама грязь.
People looking at you as though you were less than the dust beneath their feet was one thing, but it was strangely unpleasant when even the dust did that too.
«Странно неприятно», вообще-то.