Вам нравится моя откровенность?
Внимание!
воскресенье, 03 мая 2009
Ты же, мил человек, не будь Гренделем...
оно везде. =)
Особенности отражения влияния «Властелина Колец» Дж. Толкина на мировоззрение. На примере творчества Терри Пратчетта.
Доклад на 4-м Толкиновском семинаре в Санкт-Петербурге.
ОтрывокВ типологии образов Терри Пратчетта одно из самых значительных мест занимает тот, кого наше литературоведение традиционно называет «маленьким человеком». Это и первый из героев писателя – волшебник Ринсвинд, и Мор, ученик Смерти, и послушник Брута («Мелкие боги»). Галерею можно продолжать – образ достаточно богатый и писатель ему, несомненно, симпатизирует.
Главные герои производят впечатление самое не-героическое. Они некрасивы, обладают слабым здоровьем, смешными особенностями внешности, довольно бестолковы и неуклюжи – на первый взгляд постороннего. Над ними смеются окружающие, их не уважают, используют на самых неприятных и однообразных работах.
На первый план выступает самая характерная черта «маленького человека»: элементарность существования. Маленьких людей заботит прежде всего выживание (для Ринсвинда выживание превращается в главную черту – его доминирующая модель поведения «Бежааатть!» постоянно спасает ему жизнь, то есть главной целью его приключений становится именно само сохранение жизни). Выживание в физическом смысле – пропитание и одежда, работа, как источник пропитания.
В то же время, именно повседневная рутина становится для героев Пратчетта источником творчества и самореализации. Они любят, то, что делают. И эта любовь придает высокую значимость самому повседневному занятию. Брута, отправляясь с высоким посольством, страдает, оставляя без присмотра свои грядки, Уолтер Плюм («Маскарад») служит Опере во всём, от ежедневной уборки до создания музыки и поддержки молодых талантов, Мор пытается усовершенствовать работу самого Смерти (которая для его хозяина – повседневная рутина). Если нет ничего более высокого, чем подметание ступенек, маленький человек отдаст всю свою душу этому занятию.
В глубине души маленького человека, спрятанная далеко от насмешек окружающих, живет цель, мечта, порой далекая от «реальной жизни», но наполняющая ее смыслом и высотой. Для Бруты это – Вера, именно так, с заглавной буквы – вера в великого бога Ома. Того самого, в которого никто, фактически не верит, но его культ используется для обогащения и власти над людьми. Но маленький человек не добивается своей цели, он не борется за нее, он покорно и смиренно тянет свою лямку, принимая ее во всем, любя ее. Покорность и смирение превращаются в подвиг, деяние. Именно с этой точки зрения говорила о героях Толкина Наталья Леонидовна Трауберг.[17] Пользуясь слабостью, как оружием, Брута диктует свои условия богу Ому. Именно слабостью он предотвращает войну и убийство. Непротивление становится активной позицией. Активной позицией становится упрямое следование правилам «не так, как велят боги, а как надо». Так Брута не бросает в пустыне на верную смерть Ворбиса, погубившего тысячи жизней и саму веру в Ома. Не потому, что так велит книга или бог, а потому что он, Брута, не бросает умирающего человека – кем бы этот человек ни был. Так Ринсвинд, которого шляпа аркканцлера заставляет уничтожить кудесника, который и в самом деле, необычайно опасен для всего Плоского мира, останавливается и резко меняет свою линию поведения, когда обнаруживает, что его противник – десятилетний мальчишка. И, именно жалость спасает и Ринсвинда, и кудесника, и Плоский Мир.
В Плоском Мире нет персонификации Добра и Зла, герои борются не со злыми силами, а с обстоятельствами. Зло возникает как конфликт интересов. Но выживание героев и сохранение себя в ситуации выбора между добром и злом превращается в подвиг, деяние, восстанавливающее равновесие мира. Слабость становится оружием, свобода выбора обретает моральную ценность.
Мои "индеи по поводу"
для Ринсвинда выживание превращается в главную черту – его доминирующая модель поведения «Бежааатть!» постоянно спасает ему жизнь, то есть главной целью его приключений становится именно само сохранение жизни
Не совсем так. Она (доминирующая модель поведения) постоянно спасала бы Ринсвинду жизнь, если б ему давали применять её беспрепятственно. И тогда, разумеется, не было бы никаких приключений и никаких книжек о них, а жизнь Ринсвинда была бы куда скучнее и благополучней. =)
Но в том-то и дело, что в его жизнь постоянно вмешиваются внешние обстоятельства (в лице Двацветка, патриция, Сундука, волшебного меча, играющих в кости богов, позже - шляпы аркканцлера и т.д.), которые отрезают ему "привычный выход", вынуждая лезть в самые опасные места (ради сохранения собственной жизни, естественно!)
Кстати, тут можно вспомнить другого мага, одна из проблем которого состояла в "реактивной роли" в собственной жизни.
И, между прочим, некоторые реакции Скива (в основном в первой книге) очень напоминают Ринсвиндовские... но Скив при первой же возможности оставляет эту модель поведения в пользу другой, более конструктивной. 
Котёнок ли Скив или тигр, но никак не мелкий грызун — в отличие от.
Что же до "главной цели приключений"... в большей части случаев "сохранение жизни", да. Иногда через спасение кого-то другого, а то и целого мира. =) Ну, и было несколько моментов, когда ради самосохранения Ринсвинд вполне мог бы постоять в сторонке, руководствуясь принципом "Почему именно я?", но отчего-то этого не сделал. И отнюдь не под давлением внешних обстоятельств...
В то же время, именно повседневная рутина становится для героев Пратчетта источником творчества и самореализации. Они любят то, что делают. И эта любовь придает высокую значимость самому повседневному занятию.
Вот уж это не о Ринсвинде... см. его монолог, обращённый к Смерти:
– Полагаю, мне не на что жаловаться, – добродетельно заметил Ринсвинд. – У меня была хорошая жизнь. Довольно хорошая. – Он замялся. – Хотя, в общем-то, не такая уж и хорошая. Большинство людей назвали бы ее просто ужасной. – Он подумал еще немного. – Лично я бы назвал ее такой.
Да, во время путешествий с Двацветком он с тоской вспоминает о жизни в Анк-Морпорке (в которой прежде иногда жаловался на скуку), а во время приключений с Эриком - работу в библиотеке, где он "заполнял долгие, чудесные, скучные часы тем, что читал о всех тех экзотических и далеких местах, где он никогда не бывал, и вздыхал от облегчения, что ему так никогда и не придется их посетить".... но "источник творчества и самореализации"?!
Когда Ринсвинд — "худший волшебник Диска" (и, как выясняется позже, мягко выражаясь, низкий уровень его способностей не связан с тем, что Заклинание выбрало его в качестве переносной волшебной книги), когда в "качестве почетного помощника библиотекаря Ринсвинд продвинулся лишь немногим дальше основ индексирования книг и хождения за бананами"... и когда, сорри за практицизм, за всю свою жизнь в Морпорке Ринсвинд так и не научился как следует драться?
И стоит ещё учесть характеристику, данную Ринсвинду при первом же появлении: "He avoided work as a rule".
В целом, с "самореализацией" у Ринсвинда дела обстоят примерно так же, как и с жизнью вообще — он настолько занят процессом простого "сохранения себя" (как на физическом уровне — в первых двух книгах, так и на другом - в "Посохе и шляпе"), что на что-то большее у него нет ни сил, ни времени... ни, наверное, особого желания. Если уж только для того, чтоб доказать (себе или "им"?), что он - волшебник, ему пришлось сделать то, на что не решился ни один из "настоящих волшебников"...
В глубине души маленького человека, спрятанная далеко от насмешек окружающих, живет цель, мечта, порой далекая от «реальной жизни», но наполняющая ее смыслом и высотой.
Ммм... и о чём же мечтает Ринсвинд? (Мечты о скучной жизни и о карьере волшебника не предлагать за их явной приземлённостью.) Об упорядоченной и разумно устроенной вселенной, где боги не бьют стекла в домах атеистов, а магия состоит в обуздывании молний? Так ведь и эта мечта исчезает с горизонта после того, как Ринсвинд "посмотрел в глаза чудовищ Траймона" и увидел, какой страшной может быть упорядоченность...
В сущности, и исток-то этой мечты, скорее всего, кроется в неприспособленности Ринсвинда к этому миру — в неспособности овладеть магией, в первую очередь, но не только в ней. Более широко — в страхе перед неведомыми силами (в том числе и богами), которые этим миром управляют. См., например, религиозную практику Ринсвинда... или тот факт, что он пугается не только опасных, но и просто непонятных вещей.
Но маленький человек не добивается своей цели, он не борется за нее, он покорно и смиренно тянет свою лямку, принимая ее во всем, любя ее. Покорность и смирение превращаются в подвиг, деяние. [...]Непротивление становится активной позицией.
Ммм... прошу прощения за цинизм, но применительно к Ринсвинду слово "непротивление" обретает ну очень неприятный оттенок. (Точно так же, как слово escapist "вспыхивает" своим изначальным значением — потому что большую часть времени Ринсвинд убегает или хотя бы пытается убежать именно с поля боя.)
И если, допустим, в следующем изложении своего кредо:
Он всегда утверждал, что паника – лучшее средство выживания. В древние времена, как гласила его теория, людей, столкнувшихся лицом к лицу с проголодавшимся саблезубым тигром, можно было легко разделить на тех, кто паниковал, и тех, кто стоял на месте, восклицая: «Какое великолепное животное!» и «Поди сюда, киска»
он даже не рассматривает третий вариант "взять камень и треснуть киску между глаз", то это вовсе не от принципиального неприятия насилия. В конце концов, Ринсвинд родился, рос, вырос и выжил в Анк-Морпорке! О котором в "Эрике" говорится:
Ринсвинд тщательно обдумал данный вопрос. Если уж на то пошло, он не знал, как именно поступают с людьми демоны. Зато он прекрасно знал, как поступают с людьми люди. После стольких лет, проведенных в Анк-Морпорке, Ад мог показаться вполне приемлемым местечком. Во всяком случае, здесь было теплее.
Другое дело, что выживает Ринсвинд в основном за счёт поведения, присущим неким "мелким грызунам", а не хищникам... и, кстати, в его стремлении "забираться в нору" при виде опасности, тоске по скучной жизни и склонности к позиции типа "Миру провалиться или мне чаю не пить? Миру провалиться!" можно разглядеть кое-какие сильно утрированные в худшую сторону хоббитские черты.
Прежде чем "хоббиты в душе" начнут возмущаться, хочу напомнить некую историю с одной долгожительницей-хоббитом и жемчужным ожерельем... которая, имхо, вполне достойна нравов Анк-Морпорка. Разве что там подобное происходит более открыто. :/
Или можно вспомнить разговор с мечом из "Цвета волшебства":
– Ну? – шепотом спросил он. – Какие-нибудь предложения имеются?
– Разумеется. Нападаем с разгону, – с презрением ответил Кринг.
– И почему я об этом не подумал? – удивился Ринсвинд. – Не потому ли, что у всех у них арбалеты?
– У тебя пораженческий образ мыслей.
– Пораженческий? Это потому, что я сейчас потерплю поражение!
– Ты сам себе враг, Ринсвинд. Причем самый худший, – заявил меч.
Ринсвинд поднял взгляд на усмехающихся обитателей пещеры.
– На что поспорим? – устало спросил он.
Активной позицией становится упрямое следование правилам «не так, как велят боги, а как надо»
Ну, с богами Ринсвинд практически не сталкивался (за исключением одной мимолетной встречи со сжалившейся над ними Госпожой-Которую-Нельзя-Называть)... и вообще придерживался принципа "не беспокоить богов и надеяться, что боги также не станут беспокоить его".
А вот насчёт "как надо"... интересно было бы задаться вопросом, откуда у урождённого жителя Анк-Морпорка могла взяться совесть, которая "угрызает" хозяина за то, что тот не пытается что-то предпринять в явно безнадежной ситуации, оперируя фразами вроде "по крайней мере, ты мог бы умереть в процессе". ("Посох и шляпа") Или, на более ранней стадии - чем именно руководствовались ноги Ринсвинда, когда потащили его на башню за Двацветком? Или почему он вернулся к Двацветку в "Безумной звезде", когда Сундук даже не угрожал ему (хоть и мог), а просто сидел и "смотрел"?
Конечно, это можно объяснить тем, что на Ринсвинда слишком долго глядел Двацветок, "под глазами которого всё меняется". И который "видел вещи только такими, какими они должны быть"...
Так Ринсвинд, которого шляпа аркканцлера заставляет уничтожить кудесника, который и в самом деле, необычайно опасен для всего Плоского мира, останавливается и резко меняет свою линию поведения, когда обнаруживает, что его противник – десятилетний мальчишка.
Во-первых и в главных... не шляпа аркканцлера "заставляет" Ринсвинда (хоть и пытается вначале), а его собственная совесть и сознание того, что он волшебник. Можно сказать, его шляпа волшебника (с небольшой помощью библиотекаря).
В этом, так сказать, "генеральная индея" книги - что нельзя позволять кому-то решать за себя.
Во-вторых, Ринсвинд не "меняет свою линию поведения", за неимением таковой. Он просто впадает в ступор и ведёт себя соответственно совершенно естественному поведению Койна. "Останавливается и резко меняет свою линию поведения" как раз Койн, удивлённый видом своего противника ничуть не меньше Ринсвинда.
И именно жалость спасает и Ринсвинда, и кудесника, и Плоский Мир.
В каком-то смысле, да. Но не жалость Ринсвинда, а жалость Койна! Взбунтовавшегося против посоха на приказе убить Ринсвинда. Потому что "Он выглядит таким безобидным. Словно рассерженный кролик. [...] Но он такой смешной. У него есть носок."
В сущности, следующее описание отчасти пересекается с произошедшим:
Хотя это и не имеет особого отношения к нашей истории, вам будет интересно узнать, что примерно в пяти сотнях миль от Университета небольшая стайка – или, в данном случае, скорее стадо – птиц осторожно пробиралась между деревьями. Головы у них были как у фламинго, туловища – как у гусей, а ноги – как у борцов сумо. Они шагали дергающейся, приседающей походкой, точно их головы были привязаны к ногам резинкой, и принадлежали к виду, уникальному даже среди фауны Диска. Эта уникальность заключалась в том, что главным средством их защиты была способность вызывать у хищника такой смех, что, пока он приходил в себя, птицы убегали.
Ринсвинд почувствовал бы смутное удовлетворение, узнав, что это и есть индеи.
И вообще мне казалось, что индеи появились на Диске только после "гибели" Ринсвинда. Как бы в память о нём...
И уже потом, когда жалость Койна позволила взять верх его естественным человеческим чувствам - тогда, возможно, сознание, что Койн не смог его убить, помогло Ринсвинду принять верное решение.
В Плоском Мире нет персонификации Добра и Зла, герои борются не со злыми силами, а с обстоятельствами. Зло возникает как конфликт интересов.
Персонификации Добра и Зла нет, да... но есть "оборотная сторона монеты, на которой Добро и Зло составляли всего лишь одну сторону". Бел-Шамгарот, например... или Подземельные Твари.
Ринсвинд смотрел на него застывшим взглядом и постепенно начинал понимать, что на свете существует нечто худшее, чем Зло. Все демоны преисподней с удовольствием потерзают вашу душу, но именно потому, что души в аду ценятся очень высоко. Зло будет вечно пытаться прибрать к своим рукам вселенную, но, по меньшей мере, оно считает, что вселенная стоит того, чтобы заполучить ее. А вот серый мир, таящийся за пустыми глазами Траймона, растоптал бы и уничтожил все, не удостаивая своих жертв даже ненависти. Он бы их просто не заметил.
И когда Ринсвинд (дважды) борется с Тварями, не давая им проникнуть в этот мир, это не борьба Добра со Злом, а противостояние Жизни (в общем смысле, включающем в себя и Смерть) чему-то совершенно чуждому... И кому, как не Ринсвинду (явно не тянущему на представителя Добра) с его обострённой тягой к выживанию выступать на "нашей" стороне?
И Траймон с Ипслором, невольно открывшие Тварям дорогу, неспроста попадают в категорию "не-наших сволочей"... хотя, казалось бы, вполне себе вписываются в общие стандарты волшебников.
Но выживание героев и сохранение себя в ситуации выбора между добром и злом превращается в подвиг, деяние, восстанавливающее равновесие мира. Слабость становится оружием, свобода выбора обретает моральную ценность.
Да, тут вспоминается момент из "Посоха и шляпы", когда Ринсвинд впервые принимает самостоятельное решение:
Он испытывал странное удивление. Он что-то решил. Это было его решение. Оно принадлежало ему. Никто не заставлял его принимать это решение. Иногда ему казалось, что вся его жизнь состоит из неприятностей, в которые он попадает из-за абсолютно посторонних людей. Но на этот раз он принял решение, и дело с концом. Мир спасет кто-нибудь другой, а Ринсвинд пожелает ему удачи. Он принял решение.
Его брови нахмурились. Почему он не испытывает никакой радости?
«Потому что это неверное решение, идиот».
Половина книги ушла на то, что Ринсвинд сам принял правильное решение...
Особенности отражения влияния «Властелина Колец» Дж. Толкина на мировоззрение. На примере творчества Терри Пратчетта.
Доклад на 4-м Толкиновском семинаре в Санкт-Петербурге.
ОтрывокВ типологии образов Терри Пратчетта одно из самых значительных мест занимает тот, кого наше литературоведение традиционно называет «маленьким человеком». Это и первый из героев писателя – волшебник Ринсвинд, и Мор, ученик Смерти, и послушник Брута («Мелкие боги»). Галерею можно продолжать – образ достаточно богатый и писатель ему, несомненно, симпатизирует.
Главные герои производят впечатление самое не-героическое. Они некрасивы, обладают слабым здоровьем, смешными особенностями внешности, довольно бестолковы и неуклюжи – на первый взгляд постороннего. Над ними смеются окружающие, их не уважают, используют на самых неприятных и однообразных работах.
На первый план выступает самая характерная черта «маленького человека»: элементарность существования. Маленьких людей заботит прежде всего выживание (для Ринсвинда выживание превращается в главную черту – его доминирующая модель поведения «Бежааатть!» постоянно спасает ему жизнь, то есть главной целью его приключений становится именно само сохранение жизни). Выживание в физическом смысле – пропитание и одежда, работа, как источник пропитания.
В то же время, именно повседневная рутина становится для героев Пратчетта источником творчества и самореализации. Они любят, то, что делают. И эта любовь придает высокую значимость самому повседневному занятию. Брута, отправляясь с высоким посольством, страдает, оставляя без присмотра свои грядки, Уолтер Плюм («Маскарад») служит Опере во всём, от ежедневной уборки до создания музыки и поддержки молодых талантов, Мор пытается усовершенствовать работу самого Смерти (которая для его хозяина – повседневная рутина). Если нет ничего более высокого, чем подметание ступенек, маленький человек отдаст всю свою душу этому занятию.
В глубине души маленького человека, спрятанная далеко от насмешек окружающих, живет цель, мечта, порой далекая от «реальной жизни», но наполняющая ее смыслом и высотой. Для Бруты это – Вера, именно так, с заглавной буквы – вера в великого бога Ома. Того самого, в которого никто, фактически не верит, но его культ используется для обогащения и власти над людьми. Но маленький человек не добивается своей цели, он не борется за нее, он покорно и смиренно тянет свою лямку, принимая ее во всем, любя ее. Покорность и смирение превращаются в подвиг, деяние. Именно с этой точки зрения говорила о героях Толкина Наталья Леонидовна Трауберг.[17] Пользуясь слабостью, как оружием, Брута диктует свои условия богу Ому. Именно слабостью он предотвращает войну и убийство. Непротивление становится активной позицией. Активной позицией становится упрямое следование правилам «не так, как велят боги, а как надо». Так Брута не бросает в пустыне на верную смерть Ворбиса, погубившего тысячи жизней и саму веру в Ома. Не потому, что так велит книга или бог, а потому что он, Брута, не бросает умирающего человека – кем бы этот человек ни был. Так Ринсвинд, которого шляпа аркканцлера заставляет уничтожить кудесника, который и в самом деле, необычайно опасен для всего Плоского мира, останавливается и резко меняет свою линию поведения, когда обнаруживает, что его противник – десятилетний мальчишка. И, именно жалость спасает и Ринсвинда, и кудесника, и Плоский Мир.
В Плоском Мире нет персонификации Добра и Зла, герои борются не со злыми силами, а с обстоятельствами. Зло возникает как конфликт интересов. Но выживание героев и сохранение себя в ситуации выбора между добром и злом превращается в подвиг, деяние, восстанавливающее равновесие мира. Слабость становится оружием, свобода выбора обретает моральную ценность.
Мои "индеи по поводу"
для Ринсвинда выживание превращается в главную черту – его доминирующая модель поведения «Бежааатть!» постоянно спасает ему жизнь, то есть главной целью его приключений становится именно само сохранение жизни
Не совсем так. Она (доминирующая модель поведения) постоянно спасала бы Ринсвинду жизнь, если б ему давали применять её беспрепятственно. И тогда, разумеется, не было бы никаких приключений и никаких книжек о них, а жизнь Ринсвинда была бы куда скучнее и благополучней. =)
Но в том-то и дело, что в его жизнь постоянно вмешиваются внешние обстоятельства (в лице Двацветка, патриция, Сундука, волшебного меча, играющих в кости богов, позже - шляпы аркканцлера и т.д.), которые отрезают ему "привычный выход", вынуждая лезть в самые опасные места (ради сохранения собственной жизни, естественно!)
Кстати, тут можно вспомнить другого мага, одна из проблем которого состояла в "реактивной роли" в собственной жизни.
И, между прочим, некоторые реакции Скива (в основном в первой книге) очень напоминают Ринсвиндовские... но Скив при первой же возможности оставляет эту модель поведения в пользу другой, более конструктивной. Котёнок ли Скив или тигр, но никак не мелкий грызун — в отличие от.Что же до "главной цели приключений"... в большей части случаев "сохранение жизни", да. Иногда через спасение кого-то другого, а то и целого мира. =) Ну, и было несколько моментов, когда ради самосохранения Ринсвинд вполне мог бы постоять в сторонке, руководствуясь принципом "Почему именно я?", но отчего-то этого не сделал. И отнюдь не под давлением внешних обстоятельств...
В то же время, именно повседневная рутина становится для героев Пратчетта источником творчества и самореализации. Они любят то, что делают. И эта любовь придает высокую значимость самому повседневному занятию.
Вот уж это не о Ринсвинде... см. его монолог, обращённый к Смерти:
– Полагаю, мне не на что жаловаться, – добродетельно заметил Ринсвинд. – У меня была хорошая жизнь. Довольно хорошая. – Он замялся. – Хотя, в общем-то, не такая уж и хорошая. Большинство людей назвали бы ее просто ужасной. – Он подумал еще немного. – Лично я бы назвал ее такой.
Да, во время путешествий с Двацветком он с тоской вспоминает о жизни в Анк-Морпорке (в которой прежде иногда жаловался на скуку), а во время приключений с Эриком - работу в библиотеке, где он "заполнял долгие, чудесные, скучные часы тем, что читал о всех тех экзотических и далеких местах, где он никогда не бывал, и вздыхал от облегчения, что ему так никогда и не придется их посетить".... но "источник творчества и самореализации"?!
Когда Ринсвинд — "худший волшебник Диска" (и, как выясняется позже, мягко выражаясь, низкий уровень его способностей не связан с тем, что Заклинание выбрало его в качестве переносной волшебной книги), когда в "качестве почетного помощника библиотекаря Ринсвинд продвинулся лишь немногим дальше основ индексирования книг и хождения за бананами"... и когда, сорри за практицизм, за всю свою жизнь в Морпорке Ринсвинд так и не научился как следует драться?
И стоит ещё учесть характеристику, данную Ринсвинду при первом же появлении: "He avoided work as a rule".
В целом, с "самореализацией" у Ринсвинда дела обстоят примерно так же, как и с жизнью вообще — он настолько занят процессом простого "сохранения себя" (как на физическом уровне — в первых двух книгах, так и на другом - в "Посохе и шляпе"), что на что-то большее у него нет ни сил, ни времени... ни, наверное, особого желания. Если уж только для того, чтоб доказать (себе или "им"?), что он - волшебник, ему пришлось сделать то, на что не решился ни один из "настоящих волшебников"...
В глубине души маленького человека, спрятанная далеко от насмешек окружающих, живет цель, мечта, порой далекая от «реальной жизни», но наполняющая ее смыслом и высотой.
Ммм... и о чём же мечтает Ринсвинд? (Мечты о скучной жизни и о карьере волшебника не предлагать за их явной приземлённостью.) Об упорядоченной и разумно устроенной вселенной, где боги не бьют стекла в домах атеистов, а магия состоит в обуздывании молний?
Так ведь и эта мечта исчезает с горизонта после того, как Ринсвинд "посмотрел в глаза В сущности, и исток-то этой мечты, скорее всего, кроется в неприспособленности Ринсвинда к этому миру — в неспособности овладеть магией, в первую очередь, но не только в ней. Более широко — в страхе перед неведомыми силами (в том числе и богами), которые этим миром управляют. См., например, религиозную практику Ринсвинда... или тот факт, что он пугается не только опасных, но и просто непонятных вещей.
Но маленький человек не добивается своей цели, он не борется за нее, он покорно и смиренно тянет свою лямку, принимая ее во всем, любя ее. Покорность и смирение превращаются в подвиг, деяние. [...]Непротивление становится активной позицией.
Ммм... прошу прощения за цинизм, но применительно к Ринсвинду слово "непротивление" обретает ну очень неприятный оттенок. (Точно так же, как слово escapist "вспыхивает" своим изначальным значением — потому что большую часть времени Ринсвинд убегает или хотя бы пытается убежать именно с поля боя.)
И если, допустим, в следующем изложении своего кредо:
Он всегда утверждал, что паника – лучшее средство выживания. В древние времена, как гласила его теория, людей, столкнувшихся лицом к лицу с проголодавшимся саблезубым тигром, можно было легко разделить на тех, кто паниковал, и тех, кто стоял на месте, восклицая: «Какое великолепное животное!» и «Поди сюда, киска»
он даже не рассматривает третий вариант "взять камень и треснуть киску между глаз", то это вовсе не от принципиального неприятия насилия. В конце концов, Ринсвинд родился, рос, вырос и выжил в Анк-Морпорке! О котором в "Эрике" говорится:
Ринсвинд тщательно обдумал данный вопрос. Если уж на то пошло, он не знал, как именно поступают с людьми демоны. Зато он прекрасно знал, как поступают с людьми люди. После стольких лет, проведенных в Анк-Морпорке, Ад мог показаться вполне приемлемым местечком. Во всяком случае, здесь было теплее.
Другое дело, что выживает Ринсвинд в основном за счёт поведения, присущим неким "мелким грызунам", а не хищникам... и, кстати, в его стремлении "забираться в нору" при виде опасности, тоске по скучной жизни и склонности к позиции типа "Миру провалиться или мне чаю не пить? Миру провалиться!" можно разглядеть кое-какие сильно утрированные в худшую сторону хоббитские черты.
Прежде чем "хоббиты в душе" начнут возмущаться, хочу напомнить некую историю с одной долгожительницей-хоббитом и жемчужным ожерельем... которая, имхо, вполне достойна нравов Анк-Морпорка. Разве что там подобное происходит более открыто. :/
Или можно вспомнить разговор с мечом из "Цвета волшебства":
– Ну? – шепотом спросил он. – Какие-нибудь предложения имеются?
– Разумеется. Нападаем с разгону, – с презрением ответил Кринг.
– И почему я об этом не подумал? – удивился Ринсвинд. – Не потому ли, что у всех у них арбалеты?
– У тебя пораженческий образ мыслей.
– Пораженческий? Это потому, что я сейчас потерплю поражение!
– Ты сам себе враг, Ринсвинд. Причем самый худший, – заявил меч.
Ринсвинд поднял взгляд на усмехающихся обитателей пещеры.
– На что поспорим? – устало спросил он.
Активной позицией становится упрямое следование правилам «не так, как велят боги, а как надо»
Ну, с богами Ринсвинд практически не сталкивался (за исключением одной мимолетной встречи со сжалившейся над ними Госпожой-Которую-Нельзя-Называть)... и вообще придерживался принципа "не беспокоить богов и надеяться, что боги также не станут беспокоить его".
А вот насчёт "как надо"... интересно было бы задаться вопросом, откуда у урождённого жителя Анк-Морпорка могла взяться совесть, которая "угрызает" хозяина за то, что тот не пытается что-то предпринять в явно безнадежной ситуации, оперируя фразами вроде "по крайней мере, ты мог бы умереть в процессе". ("Посох и шляпа") Или, на более ранней стадии - чем именно руководствовались ноги Ринсвинда, когда потащили его на башню за Двацветком? Или почему он вернулся к Двацветку в "Безумной звезде", когда Сундук даже не угрожал ему (хоть и мог), а просто сидел и "смотрел"?
Конечно, это можно объяснить тем, что на Ринсвинда слишком долго глядел Двацветок, "под глазами которого всё меняется". И который "видел вещи только такими, какими они должны быть"...
Так Ринсвинд, которого шляпа аркканцлера заставляет уничтожить кудесника, который и в самом деле, необычайно опасен для всего Плоского мира, останавливается и резко меняет свою линию поведения, когда обнаруживает, что его противник – десятилетний мальчишка.
Во-первых и в главных... не шляпа аркканцлера "заставляет" Ринсвинда (хоть и пытается вначале), а его собственная совесть и сознание того, что он волшебник. Можно сказать, его шляпа волшебника (с небольшой помощью библиотекаря).
В этом, так сказать, "генеральная индея" книги - что нельзя позволять кому-то решать за себя.
Во-вторых, Ринсвинд не "меняет свою линию поведения", за неимением таковой. Он просто впадает в ступор и ведёт себя соответственно совершенно естественному поведению Койна. "Останавливается и резко меняет свою линию поведения" как раз Койн, удивлённый видом своего противника ничуть не меньше Ринсвинда.
И именно жалость спасает и Ринсвинда, и кудесника, и Плоский Мир.
В каком-то смысле, да. Но не жалость Ринсвинда, а жалость Койна! Взбунтовавшегося против посоха на приказе убить Ринсвинда. Потому что "Он выглядит таким безобидным. Словно рассерженный кролик. [...] Но он такой смешной. У него есть носок."
В сущности, следующее описание отчасти пересекается с произошедшим:
Хотя это и не имеет особого отношения к нашей истории, вам будет интересно узнать, что примерно в пяти сотнях миль от Университета небольшая стайка – или, в данном случае, скорее стадо – птиц осторожно пробиралась между деревьями. Головы у них были как у фламинго, туловища – как у гусей, а ноги – как у борцов сумо. Они шагали дергающейся, приседающей походкой, точно их головы были привязаны к ногам резинкой, и принадлежали к виду, уникальному даже среди фауны Диска. Эта уникальность заключалась в том, что главным средством их защиты была способность вызывать у хищника такой смех, что, пока он приходил в себя, птицы убегали.
Ринсвинд почувствовал бы смутное удовлетворение, узнав, что это и есть индеи.
И вообще мне казалось, что индеи появились на Диске только после "гибели" Ринсвинда. Как бы в память о нём...
И уже потом, когда жалость Койна позволила взять верх его естественным человеческим чувствам - тогда, возможно, сознание, что Койн не смог его убить, помогло Ринсвинду принять верное решение.
В Плоском Мире нет персонификации Добра и Зла, герои борются не со злыми силами, а с обстоятельствами. Зло возникает как конфликт интересов.
Персонификации Добра и Зла нет, да... но есть "оборотная сторона монеты, на которой Добро и Зло составляли всего лишь одну сторону". Бел-Шамгарот, например... или Подземельные Твари.
Ринсвинд смотрел на него застывшим взглядом и постепенно начинал понимать, что на свете существует нечто худшее, чем Зло. Все демоны преисподней с удовольствием потерзают вашу душу, но именно потому, что души в аду ценятся очень высоко. Зло будет вечно пытаться прибрать к своим рукам вселенную, но, по меньшей мере, оно считает, что вселенная стоит того, чтобы заполучить ее. А вот серый мир, таящийся за пустыми глазами Траймона, растоптал бы и уничтожил все, не удостаивая своих жертв даже ненависти. Он бы их просто не заметил.
И когда Ринсвинд (дважды) борется с Тварями, не давая им проникнуть в этот мир, это не борьба Добра со Злом, а противостояние Жизни (в общем смысле, включающем в себя и Смерть) чему-то совершенно чуждому... И кому, как не Ринсвинду (явно не тянущему на представителя Добра) с его обострённой тягой к выживанию выступать на "нашей" стороне?
И Траймон с Ипслором, невольно открывшие Тварям дорогу, неспроста попадают в категорию "не-наших сволочей"... хотя, казалось бы, вполне себе вписываются в общие стандарты волшебников.
Но выживание героев и сохранение себя в ситуации выбора между добром и злом превращается в подвиг, деяние, восстанавливающее равновесие мира. Слабость становится оружием, свобода выбора обретает моральную ценность.
Да, тут вспоминается момент из "Посоха и шляпы", когда Ринсвинд впервые принимает самостоятельное решение:
Он испытывал странное удивление. Он что-то решил. Это было его решение. Оно принадлежало ему. Никто не заставлял его принимать это решение. Иногда ему казалось, что вся его жизнь состоит из неприятностей, в которые он попадает из-за абсолютно посторонних людей. Но на этот раз он принял решение, и дело с концом. Мир спасет кто-нибудь другой, а Ринсвинд пожелает ему удачи. Он принял решение.
Его брови нахмурились. Почему он не испытывает никакой радости?
«Потому что это неверное решение, идиот».
Половина книги ушла на то, что Ринсвинд сам принял правильное решение...
@темы: Рассуждения, Пратчетт, Tolkien, Книги, Цитаты
Комментарии
Вставить цитату
Дневник воинствующей конформистки
Авторизация
Записи
- Календарь записей
- Темы записей
-
237 Жизнь
-
203 Книги
-
194 Цитаты
-
190 Рассуждения
-
187 Фанфики
-
182 Настроения
-
152 Пратчетт
-
140 Tolkien
-
87 Впечатления
-
75 Экранизации
-
55 Диккенс
-
44 Вопросы
-
37 Ссылки
-
32 Переводы
-
31 Песни
-
30 Эрмитаж
-
29 ФБ
-
28 Фильмы
-
28 Death Note
- Список заголовков
Главное меню
Ссылки